Удивительно, но здесь, в Великобритании — когда-то были и своя революция, и гражданская война, и частичная реставрация старых порядков, выразившаяся в том, что монарх вернулся, но как символ, не как реальный правитель. Но почему-то здесь, в Великобритании — революция лучше всего послужила целям прогресса и даже укрепила государство — настолько, что в следующие два века обновленная страна и обновленная нация создали величайшую империю в истории человечества. А вот у нас все революционные перипетии, вся пролитая за правду кровь — закончились провалом. Причем столь явным, бесповоротным и оглушительным, что становится жутко. Если технически — это надо признать — мы чудовищными усилиями смогли модернизировать страну, то в общественном, социальном аспекте, результат революции — ноль. Мы вернулись туда же, откуда мы пришли. Вопрос даже не в самоправном президенте, не в четвертом сроке Путина — хотя и в них тоже. Вопрос в том, что мы приходим к одному и тому же: есть власть, как каста, как нечто отдельное, обособленное — и есть народ. И как ты эту власть не избирай, как ты ее не называй, под какими бы лозунгами она ни была — она все равно есть нечто отдельное от народа. Это и есть корень всех бед. Отсюда — и коррупция, и цинизм, и чиновное самодурство. Это все симптомы, а болезнь — вон она. Описана выше.
Здесь, в Великобритании — идя по своему историческому пути — элиты, общество, дворянство, бизнес — в разных условиях приходили к какому-то компромиссу. Каждый раз новому. В шестидесятые Британия ощутимо клонилась влево, а в восьмидесятые с приходом Тэтчер — резко вывернула вправо. Но в Великобритании — как и в Западной Европе, кстати — каждый из участников этого диалога уважал другого, признавал его право находиться за столом переговоров и не пытался его уничтожить. И если о чем-то договаривались, о каких-то новых правилах игры — то проигравшие в этом торге все же не таили ненависть и не ждали возможности для реванша любой ценой. А у нас — ждали. У нас невозможно представить себе монарха или президента — да любую ветвь власти — которая не стремится уничтожить остальные, и не подгрести все под себя. И невозможно представить себе договоренность, в которой проигравшие не затаили бы злобу и готовность отомстить. Здесь когда начинаются серьезные проблемы — это повод сплотиться. У нас — броситься в атаку на того кто наверху пирамиды, пока он слаб.
И что с этим делать, я не знаю.
С этими невеселыми мыслями, дочитав книгу, я уснул…
Выспаться мне не удалось. Часа в четыре утра — в дверь постучали.
Я открыл — глазка в двери не было, кстати, была цепочка. За дверью была комиссионер Рид в сопровождении телохранителя — нервничающего молодого человека. К моему удивлению, он открыто держал МР7 в руках, а на костюме была светоотражающая повязка с надписью police.
— Что произошло?
— Мы должны войти.
— Что произошло? — настойчиво спросил я, потому что мне совсем не улыбалось впускать в номер гостей в четыре утра.
— Мы так и будем через дверь разговаривать?
Я решил, что и в самом деле — не стоит, и снял цепочку.
Первым зашел телохранитель и осмотрел номер — причем тщательно так осмотрел, даже на балкончик выглянул. Только потом зашла Рид.
— Что произошло? — в третий раз спросил я, понимая, что случилось что-то серьезное
— Человек жестоко убит — сказала Рид — мы подозреваем, что это сделал Лосев.
Твою мать…
Не успели.
— И вы думаете, что он прячется здесь у меня — спокойно спросил я, пытаясь выиграть хотя бы несколько секунд — что ж, его тут нет. Я реабилитирован?
Комиссионер посмотрела на часы — она не хотела знать время, ей тоже нужно было несколько секунд, чтобы прийти в себя и выбрать правильную тактику дальнейшего разговора. Затем она решилась.
— Майкл, выйди… — сухо сказала она
— Мэм…
— Я сказала, выйди.
Полицейский еще раз нехорошо посмотрел на меня, но подчинился. Дверь прикрыл — именно прикрыл, не закрыл.
Комиссионер Рид поднялась — к своим пятидесяти она выглядела довольно неплохо. Подошла к двери и повернула замок — тут, кстати, не британский замок, британские двери не закрыть изнутри, как на континенте. Повернулась ко мне…