Только день не собирался так просто сдаваться. Он намерен был драться до конца.
Услышав как открылась дверь, депутат поднял глаза от стола и текста речи, который он вот уже полчаса пытался впихнуть в голову … он же просил никого…
— А, это ты…
— Ага. Я.
Женщина подошла ближе, бросила что:
— Меня на допрос вызывали.
Мужчина сделал неопределенный жест рукой:
— Кто?
— Какой-то следователь Корнищенко, Мосгорпрокуратура.
— Повестка у тебя?
— Да.
— Дай.
Мужчина сграбастал повестку, поднес к глазам — у него было плохое зрение, а очки он одевать не хотел.
— Ну… сходи.
— Что?
— Сходи говорю. Там посмотрим.
Женщина заговорила злее.
— Я все выяснила.
— И что?
— Прокуратура дело открывает.
— По нецелевому что ли?
— Нет. По детям.
— Каким детям?
— Усыновлениям. Какая разница, каким — ты что, помогать не будешь?
Мужчина поморщился. У него были проблемы… слишком много всего навалилось в последнее время. В другое время и в другом месте он проявил бы больше понимания, но… дочь поймали с наркотиками в Англии, грозятся чуть ли не выслать. Жена орет. Плюс… его личные интересы в депутатстве вошли в плотное и неустранимое противоречие с интересами групповыми.
То есть, он должен был либо открыто пойти против фракции или потерять деньги.
Большие.
А терять не хотелось.
— Ну ладно, давай… там.
— Имей в виду, на бумагах и твои подписи есть. И пленки есть… с ваших мальчишников. Копии. Я молчать не стану.
Топоров резко протрезвел — пусть он в последнее время совсем… разложился морально — но угрозу в свой адрес чувствовал четко, что трезвый, что пьяный, и реагировал на нее быстро и однозначно.
— Ты совсем охренела или как?
Горяева не испугалась — смотрела прямо и зло. Так как на этого человека никто и никогда не позволял себе смотреть.
— Что, милый? — недобро сказала она — слить меня решил? Отработала — и все, досвидос? Не… так не выйдет. Когда я для тебя и твоих гостей с города бордельеро с воспитанницами устраивала — я нужна тебе была, а сейчас — отвали?! Так вот — не выйдет! Ты думаешь, ты один там порно свое писал?!
— Ты…
…
— Ты что, с..а.
— Пленки у меня в хорошем месте. Знаешь, кто там на них?!
— Ты… да тебя порвут… живой закопают.
— Не-е-ет…
…
— Скорее это тебя закопают. За подставу, за потерю бдительности. За то, что друзей своих писал. Так что — не надо. Не испугаюсь. Никому и ничего ты не скажешь.
…
— Вытаскивай меня. Как хочешь. Или пойдешь ко дну вместе со мной.
Горяева резко развернулась к двери…
Хозяин кабинета — после визита своей давней любовницы не мог встать. Давно ему так плохо не было…
С темнотой в глазах, с отъезжающим горизонтом.
Ну и с..а.
Когда устраиваться приходила — никому не нужная со своим учительским дипломом — ноги была готова целовать. И целовала. И не только ноги. И не одному ему — всем, кому скажут.
А сейчас… оперилась, тварь…
Если она действительно копии записала… конец. Такое не прощают. Тем более те, кто на пленках. Оберут до нитки, все отберут, и у семьи тоже. А потом кинут на расправу толпе — ату его! Взяточник! Вор!
Ну и с..а.
Правильно Викторыч говорил — он еще из области тогда первый раз избрался — Лизка умнее нас всех вместе взятых. Далеко пойдет.
Пошла…
Интересно, она всё писала? Там же… из Кремля были люди.
С…а
Сунулась секретарша
— Виктор Павлович, пленарное заседание через час.
— Отвали.
— И из комитета по безопасности звонили
— Свали, сказал!!!
Немного полегчало. Беречься надо…
Он начал вспоминать — кто ему должен. Кто может это остановить.
Ага…
Нажал на кнопку.
— Юля… найди мне Селиванова. Срочно. И пока ни с кем не соединяй.
— Виктор Павлович, а… из Думы. Сегодня голосование по…
— Я сказал, ни с кем…
…
— Скажи, что заболел. С сердцем плохо.
Но судьба-злодейка никак не оставляла его.
Селиванова на месте не было, сказали что в Сочи уехал. А через полчаса позвонил Двигубский… он сюда почти никогда не звонил… кто такой Топоров, какой-то депутатишка из Подмосковья в сравнении с представителем Президента в Думе, и одним из теневых кардиналов всей системы…
— Селиванов? — с надеждой спросил Топоров
— Нет. Там…
— Нет меня, ну что вы за с. и!