Последний день зимы…
Здесь это не чувствуется — даже снега нет. Сухо, прохладно, солнечно…
Телефон Виздома снова не отвечал. Остаток ночи я провел в каком-то дешевом по британским меркам отельчике. Не выспался — потому что думал, как мы до всего этого докатились и что теперь надо делать? Имею ли я право останавливать Лося, который ищет правду в таком море дерьма, о котором большинство обывателей и понятия не имеет? А имею ли я право не выполнить приказ — я ведь снова военный человек. И имею ли я право не выполнить приказ, зная, что будет, если я его не выполню. А будет вот что — если дело получит публичное развитие, британцы никогда не возьмут вину на себя, им это нахрен не надо. Они спихнут вину на Россию, сделают все для этого — и у них получится. Потому что Россия виновата всегда и во всем. А тот кто против — тот человек понимающий Путина.
Но если я выполню приказ, привезу Лося в Россию, хоть как, хоть тушкой, хоть чучелом — думаете, у нас начнется расследование? Да как бы не так. Это все заметут под ковер. Потому что так проще. Потому что подобные расследования начинаются тогда, когда информация попала в прессу и ее уже не остановить. Как с теми астраханскими чиновниками — любителями детей…
Заткнут рот. И ему и мне.
Так получилось, что под утро я все-таки заснул, заснул больным, нехорошим, тревожным сном. Потому то попал я в Скотланд-Ярд уже к обеду. По нашему времени обед, здесь это поздний завтрак. Кстати, не верьте советским учебникам английского, обед в Англии, это не dinner, а lunch, причем он позднее нашего обеда. А между breakfast и dinner есть еще поздний завтрак, называемый brunch — чтобы дотянуть до обеда. Бранчуют те, кто утром ест не английский «завтрак пахаря», а континентальный, легкий завтрак, завтрака пахаря вполне на половину дня до lunch хватает. А кроме того есть еще five o‘clock tea или просто tea. Это чай между lunch и dinner с сухим бисквитом или чем-то вроде этого.
Вот как раз между brunch и lunch я и добрался до Скотланд-Ярда.
Заглянув в помещение оперативной группы я не нашел там коммандера Боула — а информацию я думал отдать именно ему, хорошему копу, которому не все равно что происходит на лондонских улицах — но его я не нашел. Потому я направился к комиссионеру Рид, надеясь либо найти его там, либо узнать, куда коммандер подевался.
В кабинете у комиссионера Рид был человек, которого я не знал. Увидев меня, они оборвали разговор на полуслове. Плохой знак, хотя в случае с русским другого и ждать не стоит.
— Прошу прощения…
— Где вы были? — недовольно спросила Рид
— Далеко от Лондона. Я надеялся найти коммандера Боула
Я посмотрел на незнакомца, давая понять, что разговор при нем не уместен. Но Рид не отправила его из кабинета
— Да… это коммандер Том Гастингс, он заменяет коммандера Боула. Том, это полковник Яров, он представляет российскую сторону.
— Очень приятно.
Гастингс протянул мне руку. Он был похож на Брюса Виллиса в его молодые годы.
— И мне тоже. Но что с коммандером Боулом?
— Его сбила машина. Он в больнице, в тяжелом состоянии.
Я насторожился.
— Как это произошло? Когда?
— Позавчера. Он переходил дорогу рядом со своим домом, попал под машину. Водитель скорее всего просто не увидел его, было темно. Потом запаниковал и скрылся
— Черт… — вполне искренне сказал я — он выживет?
— Полагаем, что он вне опасности, но лечение потребуется длительное. Вы хотели что-то передать, какую-то информацию?
— Да… теперь я знаю мотив.
— Откуда вы его знаете?
— От Лосева.
Я достал телефон.
— Я виделся с Лосевым.
Немая сцена.
— Когда?
— В отеле, — сказал я, — он поджидал меня в номере
— И вы ничего не сделали? — спросила комиссионер Рид.
— А что я должен был сделать? У него был пистолет, а у меня — нет, по вашей милости. Что я. По-вашему, я должен был на пистолет броситься? Пистолет инструктора спецназа?
Комиссионеру Рид потребовалось несколько секунд, чтобы принять решение.
— Нет, конечно же, нет, — сказала она, — мы не вправе ждать от вас чего-то подобного.