Само абстрактное понятие «прав человека» мне представляется столь сомнительным , что уже в том же самом абзаце, чуть ниже и, по крайней мере, в качестве программы, которая продолжает мою давнюю работу, я как раз задаюсь вопросом об обоснованности метафизического понятия человека, центрального для «прав человека» (особенно в аспекте его оппозиции столь же «абстрактному» понятию животного).
В конце концов, решив, что я буду оставлять подобные замечания без ответа, я предоставляю читателю судить и о риторике, и о добросовестности Льюиса, когда, движимый тем же порывом, он пишет: «Derrida's International further asserts the desirability of cross-class alliances (bosses alongside workers); its call to membership is addressed most of all to intellectuals — preferfbly other deconstuction ists»[54]. Даже в ситуации избирательной компании XIX века какой–нибудь кандидат–демагог не рискнул бы прибегнуть к такому стилю проклятий. В любом случае, у него не хватило бы смелости представить это в качестве аргумента в споре. Сказанное относится и к другому смехотворному обвинению, на которое я не стану отвечать и которое я не собираюсь обсуждать, ибо оно невероятной грубо и совершенно демагогично: «it may also surprise many deconstructionists [каких? каких именно?] to learn that the death Derrida mourns is not Marxism's but rather that of a particular regime of state capitalism [единственное определение большевизма, которое признает Льюис]. For Marxists, there is nothing to mourn» (Вот как, в самом деле?)[55]
Я с этим совершенно согласен: «деконструктивисты» (какие же, в самом деле?), да не только они, могут действительно сильно удивиться, узнав однажды из уст Льюиса, что я ношу траур по сталинизму. Не будут ли они удивлены в той же степени, узнав, что Льюис его никак не оплакивает? И поскольку я вынужден как–то отметить те места в тексте Льюиса, которые я не успел обсудить, то, по крайней мере, я приведу здесь их предварительный перечень.
1. Утверждение, согласно которому я критиковал «deficiency of morality in Marxism by equating Leninism and Fascist totalitarism»[56]. Я никогда и нигде этого не утверждал, и нигде в моих текстах нет и следа подобного «уравнивания» — что не означает, что я считаю, что ленинизм абсолютно не запятнан никаким «тоталитаризмом» и ему здесь нельзя предъявить никаких обвинений.
2. Сотни раз повторяющееся определение моей работы как «post–modernist». Это грубейшая ошибка, о которой я уже говорил. Она усугубляется еще и тем, что здесь происходит отожествление «post–modernism, post–structuralism» и критики «метанаррации»[57]
3. Утверждение, согласно которому я якобы заявлял, что «the working class is shrinking in terms of absolute numbers on a world–wide scale[58]. Я так никогда не думал. Я никогда этого не говорил, так же, как и того, что «classical marxism cannot account for the homeless as a group, excludes them, and ignores their revolutionary potential»[59]. При чтении подобных мест у меня возникает впечатление, что Льюис бессознательно стремится увидеть во мне нечто истинно дьявольское, воплощение всех реальных и возможных возражений, которые можно было бы, независимо от их обоснованности, предъявить марксизму! Уж скорее следовало бы обеспокоиться произошедшим разряжением критики и дискуссии — и задаться вопросом о том, почему в этой сфере недостает тех, кто мог бы возражать.
4. Сказать, что я пытаюсь «descredit revolution both as a political srtategy forthe present and a social aspiration for the future»[60], означает утверждать грубейшую неправду. Я даже не знаю сколько раз (это было так часто, что у меня просто не хватит времени на то, чтобы сослаться на все соответствующие места в Призраках Маркса и в других текстах) я придавал слову «революция» позитивный, утверждающий смысл, даже если образ и образный ряд, которые традиционно связываются с революцией, вызывают, как мне кажется, некоторые «затруднения…». Все, что я обозначаю словом «мессианство» «без мессианизма», немыслимо без отсылки к революционным моментам, которые нарушают не только сложившийся порядок, но даже сам процесс реформирования (я настаиваю на этом, поскольку Льюис часто представляет меня как «реформатора» — которым, я с этим согласен, при определенных обстоятельствах я также мог бы быть, но я отказываюсь делать совершенно умозрительный выбор между двумя аллегориями: Реформой и Революцией). Сказанного достаточно, чтобы было понятно, что я вряд ли приму на свой счет какой–либо из диагнозов, подобных этому: «Pessimism about the willingness and the ability of the working class to fights for a better society account for a great deal of the kind of postmodern theorizing SM contains» ( Пессимизм в отношении желания и возможности рабочего класса бороться за лучшее общество свидетельствует о том, что ПМ в значительной мере является постмодернистской теорией)[61]. На самом деле, дискурс о мессианстве не ориентирует на прошлое и не располагает к пассивности. Я бы мог показать, что он глубоко оптимистичен, поскольку я не считаю, что эта категория в данном случае столь же тривиальна и малоинтересна, как категория пессимизма. Я еще кратко вернусь к этому. Что касается категорий «пост–модерна» и «working class», то я уже высказался по этому поводу.
54
Льюис, op. cit. стр. 149. Кроме того, Интернационал Деррида провозглашает желательность союзов поверх классов (хозяев вместе с рабочими), его призыв к участию обращен, прежде всего, к интеллектуалам — желательно, к другим деконструктивистам —
55
56
58
Ibid., стр. 150 «во всеобщем масштабе численность рабочего класса уменьшается». — Прим. пер.
59
«классический марксизм не рассматривает бездомных как группу, исключает их из анализа и игнорирует их революционный потенциал» — Прим. пер.
60
Ibid.,,стр. 152 «революцию и как сегодняшнюю политическую стратегию, и как общественную надежду в отношении будущего» — Прим. пер.