Эйнсли нагнулась поднять опрокинутую скамеечку для ног. Когда она выпрямилась, раздался высокий, тонкий голос, зловещее эхо, будто исходившее из недр дома.
Эйнсли вскрикнула и закрыла лицо рукой. Подскочив к ней, я расслышала слова:
– Когда бы девы зайцами могли на горке стать…
– Это Ниса. – Я повернулась и посмотрела на Эйнсли – ее лицо было белым как мел. – Она просто поет. Постоянно так делает.
Эйнсли покачала головой, и я заметила, что защищаться она планировала рукой с янтарным кольцом на пальце.
– Ей стоит держаться с нами, – сказала она, не сумев скрыть усилий, которые ей пришлось приложить, чтобы говорить спокойно. – Скажите ей, чтобы вернулась.
– Ниса! – крикнула я, подойдя к одной из дверей в коридор. – Нис, мы здесь, поторопись…
Мгновение спустя Ниса, запыхавшись, вбежала в оранжерею. Щеки у нее порозовели, темные глаза горели от возбуждения.
– Слышала? Тут потрясающая акустика, я…
– Идемте дальше, – перебила Эйнсли. – Впереди у нас столовая и кухня.
Она торопливым шагом покинула оранжерею. Ниса с любопытством посмотрела на меня.
– Что-то случилось?
– Нет. Просто ты застала нас врасплох. Особенно Эйнсли.
– Это потому, что она никогда не испытывала на себе сверхъестественную силу моего голоса, – прошептала мне на ухо Ниса, придвинувшись ближе. – Она не знает, что я умею им делать.
Я наклонилась и поцеловала ее. Меня окутал аромат фрезий. На ее губах я ощутила вкус граната.
– Я знаю, – пробормотала я. – Твоя песня… Ты его видела? Когда я только приехала и ты вышла на крыльцо встретить меня?
– Кого?
– Зайца, большого черного зайца?
Она непонимающе уставилась на меня.
– В смысле, кролика? Нет. А что?
– Тогда почему ты запела эту песню?
– Не знаю. Просто в голову пришло. Это одна из тех, что мы используем в спектакле, наверное, я просто о ней думала. Почему ты спрашиваешь?
– Я и раньше его видела, когда приехала сюда в первый раз, около трейлера, а потом еще раз. Но я не рассказывала тебе об этом, и…
Из другой комнаты послышался голос Эйнсли; та звала нас.
– Ну, просто странно, вот и все, – закончила я.
Я посмотрела на Нису, но она лишь пожала плечами.
– Лучше поторопиться, – сказала она и зашагала к двери.
Я пошла рядом, обняла ее за плечи и притянула к себе.
– Больше так не исчезай, ладно?
Она бросила на меня озадаченный взгляд, в котором мелькнули веселые искорки.
– Это всего лишь совпадение, Холли.
Но я в этом очень сомневалась.
Глава семнадцатая
Я познакомилась с Нисой на «открытом микрофоне» в одном крошечном клубе, где впервые услышала ее пение. Темой вечера было зимнее солнцестояние. Меня должен был сопровождать Стиви – это было одно из его любимых местечек, где собирались его друзья-неоязычники, музыканты и актеры, чтобы повеселиться и выступить. В свойственной Стиви манере в последнюю секунду он меня кинул – в кои-то веки не из-за свидания, а потому что французский бульдог, за которым он присматривал, сожрал коробку шоколадных конфет.
– Я в неотложке – слава богу, мы успели, ветеринар сказал, она едва не умерла. Но ты развлекайся, я тебе завтра позвоню.
Я стояла в очереди в клуб. Выдалась холодная февральская ночь, но народу собралось много. Однажды я уже бывала здесь, вместе со Стиви, и знала, как тут все устроено. Куча народу в костюмах, будто собрались на Марди-Гра, многие начали пить еще до приезда. Постоянная болтовня о прослушиваниях, свиданиях и о том, кто, по слухам, должен выступать этим вечером.
Прежде чем она стала для меня Нисой, она была смуглой молодой женщиной с глубоко посаженными глазами и задорной ухмылкой, которая вышла на сцену с песней «Горькая ива»[15], одной из немногих старинных баллад, где за проступок наказывают мужчину.
Она начала игриво:
Я узнала эту песню – Стиви заставил меня послушать ее на его ежегодном рождественском ужине. Когда трое юных богачей отказываются играть в мяч с нашим добрым юным Спасителем – сыном бедной женщины, – он подставляет другую щеку? Ничего подобного.
Молодая певица вытянулась в полный рост и продолжала, объятая праведным гневом: