Посыпался из тучи град. Полудница своим дыханием землю в поле согрела. Пошел от нее теплый пар, облачком над полем встал. Падает в него град и тает. Простым дождем выпадает. Разозлился Грозовик. И кричит:
— Вихрь на полю пущу! Всю пшеницу на землю уложу!
Поднялся сильный ветер. Полудница велела пшенице обвиться, друг к другу прислониться. Пронесся вихрь. Поле устояло стоя. Не полегла пшеница. Еще больше разозлился Грозовик. И кричит:
— Молнией палючей поле спалю! Ни одного колоска не оставлю!
Загромыхал он. Пустил огненные стрелы. Полудница заплакала. Жалко ей пшеничное поле. Легли ее слезы росой на пшеницу. Не загорелась она от палючей молнии. Видит Грозовик, не удалось ему пшеничное поле ни градом побить, ни вихрем на землю положить, ни палючей молнией спалить. Отступился он. Улетел на черной туче в другие места.
В третий раз мужик в поле приходит. А уж пшеница перестой стоит и говорит:
Тут-то Иван и говорит пшенице:
— Стой-постой, моя пшеница! Пойду я к ковалю. Коваль накует мне серпов. Найду-позову жнеек — красных девушек, молоденьких молодушек. Дам им серпы. Еще есть кому у нас жито жать, снопы вязать и в копны их метать!
Пошел Иван к ковалю. Наковал ему коваль серпы острые, позолоченные. В родном селе созывал Иван на толоку молодых жней — нивку пожать, страду пострадать. Пшеница-то уродилась лучше всех — колосиста, ядрениста, ядро — в ведро, колос — в бревно.
Собрались на ниве великой, на полосе широкой молодые жнеи. Они жнут, радеют, поспешают. Золотые серпочки брезгочут, под корешок пшеницу секут, не устают. Иван впереди всех ступает, серпом машет, говорит:
— Уж вы жните, жнеи, не ленитесь! Обжавши нивку, мы домой пойдем — на веселое гулянье, на доброе пированье!
Долго жнеи ниву дожинали, дома не бывали, людей не видали. Да вот пшеничку и пожали, в копны всю поклали, в стога пометали. Быть теперь всем с кашей и пирогами.
А бедный Иван зажил с тех пор добро и ладно!
Одела летом дубрава зеленый наряд, стоит, красуется. Увидела речку и говорит:
— Никто меня не одолеет, не снимет с меня цветной наряд!
А речка ей отвечает:
— Не хвались, дубрава, не хвались, зеленая! Придет время — сама с себя его скинешь!
Много дней стояла дубрава, людям давала прохладу, питала плодами. Однажды повеяли буйные ветры, пали холодные росы, полили частые дожди. А дубрава все похваляется:
— Никто меня не одолеет! Не боюсь, не страшусь я ни грома гремучего, ни молнии палючей, ни вихря, ни бури! Не сниму свой цветной наряд!
А осень не спросит! Идет по дубраве да наряд цветной снимает. Только листья по ветру летят и жалобно шепчут: «Где наша дубравушка? Где родная матушка?»
Пролетал над темным лесом грозный Вихровик. Пронесся быстрее ветра. Последние листья с веток смахнул. Старое дерево повалил. Зацепило оно веткой утушке крыло.
Ходит утушка со сломанным крылом по чистому полю. Ходит, серая, шелковую траву сощипывает, холодную воду прихлебывает, горько приплакивает-причитывает:
Услыхала песню полевая мышка, прибежала и говорит:
— Не приплакивай, утушка, не причитывай, серенькая! Осень-то велика, зима легка, придет и весна добра-ведряна. Пойдем ко мне в норку жить, перезимуешь.
Полезла утушка в мышиную норку да просунула одну головку. Опять горько заплакала утушка. Услышала рыжая белка, прискакала и говорит:
— Не приплакивай, утушка, не причитывай, серенькая! Осень-то велика, зима легка, придет и весна добра-ведряна. Пойдем ко мне в дупло жить, перезимуешь.
Полезла утушка в дупло да пролезло только одно крыло. Опять горько заплакала утушка. Услышал зайка скакучий-рыскучий, ушки долгенькие, ножки коротенькие, прыг-прыг, носиком тык-тык, говорит:
— Не приплакивай, утушка, не причитывай, серенькая! Осень-то велика, зима легка, придет и весна добра-ведряна. Пойдем со мной в темный бор, в Заячий Лом, перезимуешь в тихой заводи, у глубокой застружечки.