Дейли вспомнил репортера «Гамбургского оракула», купившего в кафе портреты скульптора и Магды… Вспомнил, что после антракта Фредди Айнтеллер пересел на освободившееся кресло в первом ряду. Потом Дейли снова видел его в театральной уборной. Нахлынули другие посетители, журналисты, знакомые актеров, его, Дейли, оттеснили в сторону. Он только успел заметить, что Айнтеллер разговаривал с Ловизой… Может быть, брал интервью? Но зачем сотруднику местной хроники, специалисту по уголовным делам, отнимать хлеб у театрального критика?… Кстати, по поводу приобретенных им портретов завязался разговор, во время которого Ловиза, сославшись на полученную от скульптора информацию, намекнула на истинную профессию американских гостей. Скульптор не особенно ловко выкрутился, объяснив, что принял их за уголовных репортеров.
— В ресторан слишком рано, — сказал Мэнкуп. — Водный концерт начнется только через полчаса. — И, не объяснив, что это за водный концерт, он высунул руку, чтобы показать Баллину направление. — Поедем в Санкт-Паули! Для Гамбурга это предместье то же самое, что Везувий для Неаполя. Как там говорят итальянцы? Увидеть и умереть!
Свернув с опоясывающей старый город автострады, они нырнули в лабиринт узких, плохо освещенных улочек и через несколько минут выехали к реке. В опущенное ветровое стекло с размаху ударил острый запах смолы, гниющих водорослей, воды, нефти, свежей рыбы. Прямо перед ними были широкие ворота Эльбского туннеля, рассеченные пополам невидимой чертой. По одну сторону, переливаясь и сверкая, струился млечный путь зажженных фар. Вынырнув на поверхность, он расчленялся, принимая очертания автомобилей. А в противоположном направлении текла такая же бесконечная лента рубиновых светлячков.
— Мы снова в Санкт-Паули! — торжественно провозгласил Мэнкуп.
— А где же вторая машина? — обеспокоенно осведомился Мун.
— Должно быть, они поехали прямо в ресторан. Ло с недавних пор ненавидит даже само название «Санкт-Паули».
У сдвоенного причала, связанного между собой и берегом параллельными рядами мостиков, напоминавших в этот час муравьиную армию в походе, разыгрывалась веселая чехарда отправляющихся и причаливающих пароходов. Рабочие близлежащих верфей садились на замызганный речной трамвай, который за десять пфеннигов переправит их в пригороды Заэльбья. Под прощальный марш выстроенного на белой палубе оркестра с прогулочного парохода сходили туристы. Смазливые девушки в кукольных мундирчиках, напоминавших форму гитлеровской «Флак» — противовоздушной обороны, распределяли их по автобусам.
— Как ты полагаешь, Лерх, — Мэнкуп по-немецки обратился к скульптору, — где моим гостям будет удобнее жить? У меня или…
— На их месте я бы остановился в отеле. — Скульптор вынул трубку.
— Почему? — спросил Дейли.
— Магнус не даст вам спать. Всю ночь придется выслушивать его политические парадоксы. А поскольку они, по сути дела, ничем не отличаются от сегодняшней пьесы, вам к утру придется вызывать «скорую помощь».
— Ты был бы, конечно, не прочь увидеть их покойниками. Имейте в виду, для моего друга Лерха живые люди с некоторых пор не представляют никакой ценности. Он и Магда вступили в коммерческий брак, чтобы произвести на свет фирму надгробных памятников.
— Будь у меня твое состояние, я бы продолжал лепить свои никому не нужные фигурки, — огрызнулся скульптор.
Осмотр достопримечательностей Санкт-Паули, состоявших в основном из рыбного аукциона и паноптикума восковых знаменитостей, среди которых был даже Гитлер, занял около часа. Когда они подъехали к ресторану «Розарий», тот был уже битком набит.
Мэнкуп назвал свое имя швейцару. Тот перебрал разложенные на столике конверты и листочки, но так ничего и не нашел.
— Странно, — сказал Мэнкуп. — Обычно тот из нас, кто приходит первым, оставляет для опоздавших записку. Может быть, они вообще не приехали?
— Проще всего обойти ресторан, — предложил Дейли.
— Легко сказать. Мы потратим на это полчаса. А водный концерт начнется с минуты на минуту. Мне не хотелось бы, чтобы вы пропустили это зрелище.
— Тогда давайте сядем за свободный столик, а розысками займемся уже после концерта.
— Свободных столиков нет.
— Откуда вы знаете? — усомнился Мун. Швейцар пропустил их беспрепятственно, соответствующей надписи тоже не было.
— По поклону швейцара. Расстояние от пола до его подбородка прямо пропорционально наплыву публики.
Из затруднительного положения их вывел лысый, большеносый господин, нетерпеливо стучавший монетой в телефонную кабину.
— А, Мэнкуп! Ищете своих мушкетеров? Я их только что видел на террасе! Левый угол, почти у балюстрады! Подойду попозже! Сейчас некогда! Марокканцы! Директор ресторана все перепутал. Дал не те столики! Надо предупредить секретаршу, иначе они заблудятся! — Он торопливо выкрикнул эти совершенно излишние подробности — очень занятой человек, которому все же хочется щегольнуть отличными деловыми связями.
— Господин Ваккер, текстильный фабрикант! — представил Мэнкуп, но тот уже успел юркнуть в один из бесчисленных стеклянных сотов.
Терраса была огромной. Вплотную к ней подходил парк с деревьями и фонтанами, которые пока бездействовали. Они с трудом нашли указанный текстильным фабрикантом столик. Ловиза и Магда не заметили их приближения. Низко склонившись над столиком, с зелеными в отсвете абажура волосами, не то русалки, не то утопленницы, они о чем-то разговаривали. Тихо, почти шепотом, с землистыми, очень серьезными лицами. Баллин, сидевший в темноте, вообще не имел лица.
— Он может еще передумать, — возник из темноты его голос и сразу же пропал, вспугнутый появлением Мэнкупа.
— Сегодня какой-то удивительный день! — как будто не замечая обращенных к нему взглядов, весело поздоровался Мэнкуп. — Думал, я один такой рассеянный, оказывается, это всеобщая эпидемия. Почему не оставили записку у швейцара?
— Разве? — Ловиза пожала плечами. — Давайте скорее заказывать, сейчас начнется концерт!
В отличие от остальных помещений, здесь обслуживали девушки. Их пестрые платьица мелькали бабочками в полутьме. Разноцветные лампочки на столиках, похожие на светящихся гномов в абажурных колпачках, и расставленные вдоль балюстрады кадки с розами придавали террасе сходство с празднично иллюминированным садом. Нежное дыхание роз, кисло-сладкий запах еды, пряный аромат дорогой парфюмерии накрывал посетителей душным облаком.
— Концерт? — Дейли прислушался к разноголосице джазовых оркестров, доносившейся из залов. — А это что такое?
Мэнкуп снисходительно улыбнулся и заглянул в меню.
— Рекомендую гамбургскую кухню, — сказал он, читая вслух диковинные названия, в которых даже владевший немецким языком Дейли ничего не понял.
— Я за интернациональную! — заявил Дейли. — Бифштекс ценен хотя бы тем, что в любой стране заранее знаешь, что тебя ожидает.
— Я тоже не любитель кулинарных экскурсов, — поддержал его Мун. — С экзотикой всегда попадаешь впросак. Название звучит как музыка, а на поверку оказывается, что это всего-навсего ласточкино гнездо или маринованная лягушка.
Мэнкуп все же настоял на своем. Мун заявил, что в гастрономических оценках вполне полагается на Дейли, тот упорно отказывался от этой чести. В результате одному заказали лабекаус, другому — шванцзауер, так и не объяснив, что это такое.
— Где вы пропали? — спросил Мэнкуп, как только официантка ушла. Вопрос был обращен ко всем, но смотрел он при этом только на Ловизу. — Я уже думал…
— А вино? — перебил его Дейли.
— К нам подойдет специальный официант, — успокоил его Мэнкуп. — Ну так как же?
— Это я виноват, — заметил Баллин. — Когда ты свернул к Санкт-Паули, я сразу догадался, что не обойдется без твоего обычного аукциона. Меня мутит от запаха рыбы. Романисты утверждают, что она пахнет морем, а на мой взгляд — осклизлыми, гниющими трупами.
— Это меня всегда удивляло. — Заказав подошедшему официанту три бутылки «Рюдейсхайм-Гольд», а для Ловизы ее любимое «Целлер-Шварце-Кац», Мэнкуп повернулся к Баллину: — Ты ведь один из знаменитой мореходной династии Баллинов.