— Меня интересует, сколько денег осталось на счету у миссис Уны Шривер.
— Странно! — клерк подозрительно покосился на Муна. — Совсем недавно с таким же вопросом ко мне обратился маркиз Кастельмаре. Но при всем уважении к нему, а также к вам я не имею права нарушить оказанное нам доверие.
Мун показал выданное Джошуа Шривером полномочие.
— Это не меняет положения. Абсолютная тайна вкладов — основной принцип нашего банка, — упрямо повторил клерк.
— Позвоните начальнику полиции, — потребовал Мун.
Клерк неохотно послушался. После короткого телефонного разговора с еще меньшей охотой дал нужную справку.
— Восемнадцатого марта на счету было 16 747 песет.
— Вклад довольно скромный для миллионеров.
— Это только в местном отделении. У сеньоры Шривер неограниченный кредит в нашем банке. Деньги по мере надобности переводились из Малаги.
— Мисс Гвендолин имела доверенность?
— Да.
— Она в последнее время снимала со счета крупную сумму?
— Как раз восемнадцатого марта.
— По доверенности?
— Нет. — Клерк замялся. — Дело в том, что за день до этого сеньора Шривер аннулировала ее. Сеньорита Гвендолин предъявила подписанный матерью чек. Она взяла…
— Не трудитесь. Всю сумму, не так ли?
— Действительно. Но откуда это вам известно? — недоумевал клерк.
— Покажите мне чек, — попросил Мун.
— Чеки я отсылаю в Малагу. А что такое? — встревожился клерк.
— Только то, что чек скорее всего поддельный. Позвоните мистеру Хименесу, пусть даст подпись на графологическую экспертизу.
Клерк побледнел. Кинулся было к телефону, но сдержался, вспомнив о своих обязанностях.
— До свидания, сеньор! Наш банк всегда к вашим услугам. Любые денежные операции во всех… — конец фразы наполовину заглушила захлопнувшаяся дверь.
На улице Мун замешкался, чтобы закурить сигару и поразмыслить над этим новым поворотом событий. Изнутри донесся взволнованный голос клерка, кричавшего в телефонную трубку: «Падре Антонио!» Потом голос стал невнятным, испанские фразы превратились в глухое бормотание. Но у Муна не осталось ни малейшего сомнения, что речь шла о его визите.
Потом Мун долго сидел в своей комнате, не зажигая света, обволакиваемый горьковато-сладким запахом миндаля, густым дымом купленных в лавочке сувениров испанских сигар и целым роем навязчивых идей, которые весьма пригодились бы издательству «Ящик Пандоры». В свое время, когда Муна выгнали из полиции, правда с почетной пенсией, он чуть было не поступил на работу в это издательство, поэтому хорошо знал, по какому рецепту там фабрикуют детективы.
Так прошло более получаса.
Мун посмотрел на светящийся циферблат и только тогда вспомнил приглашение генерала Дэблдея. Генерал обладал в Панотаросе всей полнотой власти и мог бы существенно помочь в расследовании. Завязать с ним хорошие отношения особенно важно потому, что в начальнике местной полиции Мун инстинктивно чувствовал скорее недоброжелателя, нежели союзника. Но стоит ему получить соответствующее приказание от генерала, как он, усердный служака, расшибется в лепешку, чтобы угодить тому.
Мун принял душ и переоделся. Пока он застегивал сорочку, его преследовало какое-то неотвязное смутное воспоминание, выплывшее из подсознания, когда он стоял под леденящей струей. Оно было как-то связано с посещением военного лагеря и казалось очень важным, как любое зашифрованное послание, к которому потерян ключ. Но вспомнить так и не удалось. Помешал майор Мэлбрич, пришедший сообщить, что генерал Дэблдей ждет его.
Секреты генерала
Коктейль назывался «Манхэттенский проект». Уже после первой рюмки Мун убедился, что название весьма подходящее. По своему воздействию напиток даже превосходил первую атомную бомбу, над которой трудились выдающиеся ядерные физики, собранные в Лос-Аламосе для осуществления Манхэттенского проекта.
Майор Мэлбрич, на которого было возложено приготовление коктейля, сам ничего не пил. Розита Байрд делала вид, что пьет, а генерал Дэблдей больше закусывал. Один Мун занимался тем, чем положено заниматься на коктейльной партии.
В открытое окно доносился говор шумной толпы, заполнившей всю центральную площадь. Испанские фразы вперемежку с английскими. Изредка в это двоеречие вплетались отдельные французские и немецкие слова. Как и во всей Испании, Панотарос начинал жить по-настоящему по вечерам. У Муна слегка гудело в ушах. То ли это был шум прибоя, то ли воздействие напитка.