– Мне тоже пора спать. – Оливия встала, наблюдая с растущей тревогой, как Келли осторожно поднялась на ноги. Отвергнув помощь Марты, Келли первая вышла из кухни медленным, но уверенным шагом. Поднявшись по лестнице, все трое остановились. Келли посмотрела на Оливию и загадочно ей улыбнулась.
– Дорогая, я действительно очень рада, что ты дома, – сказала она, заключив Оливию в объятия. Обняв ее в ответ, Оливия испугалась, почувствовав, каким хрупким стало тело тетушки.
– Я тоже рада, что вернулась, – тихо ответила Оливия. Ее сердце переполняли любовь, жалость и раскаяние. «Как я ошибалась, что так долго не приезжала, – с грустью подумала она. – Как была не права, что позволила гордости и упрямству разлучить меня с семьей». Но до сегодняшней ночи она была слишком молода, чтобы осознавать, как быстротечна жизнь.
Теперь же получила жестокий урок.
Келли и Марта направились в свое крыло, Оливия – в свое. Даже свернувшись калачиком рядом с Сарой, Оливия все еще чувствовала в своих руках тело Келли: оно как будто таяло, исчезало – одна кожа да кости.
А Большой Джон пережил сердечный приступ. Что бы ни говорили, она всегда будет считать себя причиной этого удара и чувствовать свою вину.
Оливия молилась богу, чтобы он не дал умереть Большому Джону и чтобы с тетей Келли все было в порядке. Ей надо успеть загладить свою вину перед ними обоими. Перед всей семьей, которую когда-то она так поспешно покинула.
Острый страх потери сковал ей горло, она чувствовала во рту его горький привкус, и на сердце лег тяжелый камень. Навернувшиеся на глаза слезы заструились по щекам на подушку. Оливия еще долго лежала в своей бывшей кровати, тихо всхлипывая, чтобы не разбудить дочь, свернувшуюся под одеялом рядом с ней, пока наконец усталость не взяла свое. Оливия погрузилась в сон.
Глава 11
Была полночь, и она чувствовала чье-то присутствие за окном спальни. Бекки Эппель отчетливо слышала, как под чьими-то осторожными шагами хрустит гравий, который ее мама насыпала вокруг кустов, затем шуршание раздалось уже в самих кустах, затем что-то стукнулось о стекло. Ей было слишком страшно, чтобы посмотреть, что там происходит. Может быть, это оборотень пытается пробраться внутрь? Оборотней она боялась больше всего на свете. Или это вампир. Ее старший брат Дэниэль считал, что вампиры страшнее оборотней. А может быть, даже Франкенштейн, хотя они оба соглашались, что Франкенштейн не такой страшный, как первые двое, потому что от него легче убежать. Кто бы это ни был, она не хотела этого знать. Свернувшись калачиком на кровати и подтянув ноги к подбородку, Бекки повернулась спиной к окну, надеясь, что существо за стеклом исчезнет.
Но стук в окно не прекращался.
Как бы ей хотелось сейчас убежать к маме! Но мама в больнице, у нее родился ребенок. Пятый по счету, как будто в семье мало детей. Дэниэлю девять лет, ей – восемь, Дэвиду – шесть, Марку – три, а теперь еще этот ребенок, девочка, у которой пока не было имени. Она родилась этим утром. Отец привез их всех в больницу, чтобы они могли посмотреть на нее через окно. Когда отец сказал: «Разве ваша сестра не красавица?» – дети переглянулись и закатили глаза, потому что существа более уродливого, чем краснолицый лысый младенец, они еще не видели в жизни. Но отцу они и виду не подали. Он может рассердиться. Он такой – сердится из-за каждой мелочи.
С этой новой сестренкой Бекки придется делить комнату, ведь они единственные девочки в семье. Они с матерью уже сделали перестановку, чтобы в комнате поместилась кроватка и пеленальный столик.
Бекки совсем не хотелось жить в одной комнате с орущим вонючим ребенком. Она помнила, каким был Марк в младенчестве. Дети только и делают, что писаются, срыгивают и плачут.
Тук. Тук.
Бекки вздрогнула. В спальне родителей спала миссис Грэнджер, соседка из дома напротив. Она жила с ними, пока мама была в больнице, потому что мама хотела, чтобы отец был возле нее. Все бы ничего, но миссис Грэнджер было лет сто, от нее вечно пахло капустой, и она никогда не улыбалась.
Как бы страшно Бекки ни было, она не хотела будить миссис Грэнджер.
Может, ей пойти к Дэниэлю? Он, конечно, будет смеяться над ней, но это лучше, чем быть растерзанной оборотнем.
Тук. Тук.
Больше Бекки не могла терпеть. Она высунула голову из-под одеяла: нужно хорошо оглядеться, прежде чем совершить перебежку в комнату мальчиков. Может, в комнате уже кто-то есть, но он еще не заметил ее. Но сразу заметит, если она шевельнется.
Они жили на ранчо в кирпичном доме с тремя спальнями, и окно ее комнаты выходило во двор. Миссис Грэнджер не опустила на ночь жалюзи, как всегда делала мама, и через окно в комнату струился лунный свет. Выглянув из-под одеяла, Бекки заметила, что в комнате не так уж и темно. Лунный свет, словно усиленный белизной снега, прекрасно освещал все вокруг.
Теперь она видела, кто находится за окном.
Глаза Бекки распахнулись, и на мгновение она перестала дышать. Нет, это не ее воображение. Хотя на светлом фоне окна в лунном свете она видела лишь черный силуэт, но успела заметить два торчащих уха.
Сильвия. Ее кошка. Должно быть, она выскользнула за дверь, когда вся семья отправлялась в больницу к маме. И вот теперь она сидела на подоконнике и просилась в дом.
Бекки увидела, как Сильвия стукнула головой в стекло.
Тук.
Бекки встала с кровати и подошла к окну. Ее босые ноги бесшумно ступали по деревянному полу. В доме было жарко. Хотя на Бекки были только футболка и трусики, а длинные светло-каштановые волосы заколоты в пучок, она все равно умирала от жары. Будь дома мама, они бы включили вентиляторы, при такой-то жаре, но миссис Грэнджер вместо этого открыла все окна, уверяя, что ночной воздух принесет прохладу. Бекки не могла спать, когда только жалюзи отделяли ее от шныряющих в ночи монстров, поэтому она закрыла свое окно и вот теперь расплачивалась за это.
Она открыла засов и приподняла окно, а затем и жалюзи, ровно настолько, чтобы в комнату могла попасть Сильвия да еще немного прохладного воздуха. Ее потную кожу обдало приятной свежестью, и на минуту девочка задержалась у окна, пожалев, что у нее не хватит смелости оставить его открытым на ночь. В конце концов, во всем доме окна нараспашку. Нет, все равно страшно. Если Сильвия не оказалась оборотнем, это еще не значит, что его там нет.
Сегодня ведь полнолуние.
Вздохнув, Бекки снова закрыла и заперла окно и нагнулась, чтобы взять на руки кошку, которая терлась о ее ногу.
– Умница, – Бекки погладила кошку, которая замурлыкала и ткнулась ей в подбородок холодным носом. Девочка повернулась, чтобы вернуться в постель.
С Сильвией ей будет не так страшно спать. Бекки улыбнулась.
Улыбка еще не успела сойти с ее лица, когда кто-то схватил ее сзади, прижав к себе. Девочка спиной почувствовала чье-то теплое, сильное тело. Волосатые руки в перчатках обвились вокруг нее, не давая двигаться. Оборотень? Нет…
Сильвия отскочила в сторону. Бекки попыталась закричать, но не успела открыть рот, как к лицу прижали какую-то вонючую тряпку. Она стала задыхаться, не успев издать ни звука.
Прошло много времени. Почти два года. Он просто дрожал от нетерпения, неся обмякшее тело девочки к своему микроавтобусу. Невозможно понять, как он мог выдержать так долго. Потребность совершить это росла в нем, как будто кольца гигантской спирали все крепче и крепче стягивали его, пока он не понял, что не может больше терпеть. Он честно пытался бороться с этим, но, когда увидел эту девочку, проследил за ней до дома и понял, что может легко это сделать, он потерял контроль. Он просто не мог больше сопротивляться. И все будет иначе, чем в прошлый раз. В прошлый раз поднялся шум, появились заголовки в газетах и был суд, обвинивший в смерти девочки ее отца. Что ж, он извлек урок из своих ошибок. Не надо было класть Мисси обратно в постель. С этой девочкой он поступит лучше.
Никто – кроме него самого – больше ее не увидит.
Глава 12
Спала Оливия беспокойно. Когда же она проснулась, еще пару минут в ее голове проносились смутные обрывки ночных снов. В одном она видела свою мать, сидящую в кресле-качалке в углу спальни и тихо напевающую колыбельную малышке – Оливии. Запах ее духов – Оливия вдруг очень четко вспомнила их название – «Белый лен» – казался ей самым сказочным ароматом на свете. Но следующий сон навевал ужас. Оливия не могла с уверенностью сказать, что именно в нем происходило, но смутно помнила, что это было связано с озером и голосом, взывающим к ней из его глубин. Убегай! Беги прочь! Все, кроме этого голоса, потонуло в тумане сна. Да она и не хотела вспоминать. Ни во сне, ни наяву ей не хотелось задумываться, как смертельно она боится озера.