– Я так рад, что ты дома, – повторил Сет слова, которые уже говорил раньше. – Не знаю, как бы мы справились со всем этим без тебя.
Затем, не дав ей опомниться, отпустил ее руку, сунул ей погубленное платье и легко сбежал по ступенькам вниз следом за Хлоей.
– Почему он поцеловал тебе руку, мама? – с любопытством спросила Сара, едва Сет скрылся из виду.
Оливия совсем забыла, что у них есть зритель. Внезапно ошутив себя жуткой эгоисткой, она взглянула на дочь:
– Чтобы поблагодарить меня за помощь, – постаралась ответить она как можно беззаботнее и с облегчением поняла, что Сара приняла ее объяснение за истину.
Самое ужасное, Оливия боялась, что это объяснение и есть единственно правильное.
Глава 40
Сет шел по двору, окликая Хлою, и беззвучно проклинал себя. Зачем ему все это? Совсем ни к чему. Сталкиваться с этим день за днем, час за часом – одно это требовало от него всего терпения, которым он обладал, до последней капли. Ему и так хватало проблем. И без выкрутасов Хлои. Может быть, он зря был с нею так резок. Но когда Мэлори рассказала ему, что натворила Хлоя, а потом показала испорченное платье, он окончательно потерял терпение и вышел из себя.
Разве так уж много – требовать от дочери хорошего поведения в эти трудные дни, когда в семье такое горе?
И все же не надо забывать, что Хлое всего лишь восемь лет и она тоже переживает смерть бабушки. Вполне возможно, что ее последняя выходка направлена и в его адрес. Он не слишком утруждал себя размышлениями о том, что происходит с девочкой в это трудное время. Он слишком погрузился в свою боль, оказался слишком бесчувственным, чтобы понять ее страдания.
Бедная девочка! Он не должен забывать: он – единственное, что у Хлои осталось, если уж мать практически отказалась от нее.
Несмотря на все его неуклюжие попытки уделить ей родительское внимание: посещение школы, чтение книг перед сном, вымученные разговоры о ее интересах, предпринятые с подачи Оливии, – установить полный контакт с дочерью он не смог. Конечно, он может поддерживать ее материально, что и делает. Что же касается моральной поддержки… Нужно признать, что, несмотря на все попытки здесь он пустое место.
Слава богу, есть Ливви. Она помогает Хлое пережить случившееся, занимает ее, присматривает за ней, даже спит в той же комнате, где она.
Ливви и ему помогает справиться с болью. Если бы не она, в ту ночь, когда умерла его мать, могла умереть навсегда и его душа. Даже теперь ему помогали держаться воспоминания об их ночи любви. Одна мысль о том, что Ливви рядом, давала ему огонек надежды во мраке скорби.
Если, конечно, он переживет сегодняшний день и завтрашние похороны. И тогда уж постарается как следует разобраться в своей жизни.
Хлоя устроилась на самом верху лесенки, ведущей в беседку. Сет, наверное, не заметил бы ее, если бы не услышал громкое сопение. Обернувшись на звуки, он увидел дочь: Хлоя сидела, подтянув к себе колени и обхватив их руками. Ночь выдалась светлая, звездная. Огромная луна свисала с небес, словно небо поглядывало на них холодным оком, и светлые волосы девочки светились в лунном свете. Беседка – сложное, в викторианском стиле сооружение – походила на клетку для птиц, оброненную сказочным великаном на краю лужайки. Хлоя, забившаяся внутрь, была именно той самой птичкой.
Сет внезапно остро ощутил, какая она еще маленькая. Как и ее мать, Дженнифер, Хлоя была хрупкого телосложения, тонкокостная. И внешне она была копией матери. Внезапно он подумал: могли бы их отношения сложиться иначе, если бы Хлоя больше походила на него, чем на мать? Может, тогда она и происходящее воспринимала бы его глазами?
– Э-эй, – мягко позвал он. Жаль, что он не придумал никакого уменьшительного имени для дочери – его можно было бы использовать, чтобы разрядить обстановку. Вот у Оливии с Сарой иначе. Он часто слышал, как она называет девочку «персик», но придумать что-то для Хлои не мог. Хотя это было бы слишком уж нарочито – появиться из ниоткуда и тут же начать сюсюкать… – Нам нужно поговорить.
Поднявшись по ступенькам, Сет присел рядом с дочерью. Он чувствовал себя не в своей тарелке. «Грустно, – подумал он, – что мне нечего сказать собственному ребенку. Но что поделаешь – это так».
Еще крепче обхватив колени, Хлоя стрельнула в него быстрым взглядом и отвернулась. Но хорошо хоть не вскочила и не убежала прочь. Судя по предыдущему опыту взаимоотношений с дочерью, Сет не без иронии счел это хорошим знаком.
– Нана сказана, чтобы на ее похороны я надела голубое платье с маргаритками, – быстро произнесла девочка, прежде чем отец мог что-то сказать. – Она сказала, что это ее любимое платье, и это будет как бы условный знак между нами. Поэтому я надену его, а не это дурацкое черное платье, которое подарила мне твоя Мэлори.
Сет сделал вид, что не заметил воинственного тона речи и злости, с которой дочь произнесла имя Мэлори.
– Тебе так сказала Нана? – переспросил он. – Когда?
– Когда Оливия привезла меня в больницу попрощаться. Нана сказала, чтобы я надела голубое платье, и я так и сделаю.
– Оливия привозила тебя в больницу попрощаться? Когда это было?
– В воскресенье к вечеру. – Хлоя снова быстро стрельнула в него глазами. – Нана просила тебе не говорить, потому что ты расстроишься, если узнаешь, что мы попрощались. Она знала, что мы больше не увидимся. Но я подумала, что так ты лучше поймешь про платье.
Сет почувствовал, как на глаза набежали нежданные слезы. При мысли, что его мать и его дочь сговорились, как лучше уберечь его от боли, горло у него перехватило. Получалось, что в глазах матери Хлоя была сильнее, чем он, и легче могла посмотреть правде в глаза.
– Теперь, когда ты знаешь, ты все еще сердишься? – тихо спросила Хлоя, исподлобья глядя на него.
Сет покачал головой.
– Ты очень скучаешь по Нане, правда?
Он молча кивнул.
– Нана сказала, что тебе будет очень грустно, когда она умрет. Она сказала, что и мне тоже. Но еще она сказала, что все равно будет с нами все время. Она сказала, что будет счастлива, если увидит, что мы счастливы. И если мы захотим с ней поговорить, то надо будет только выйти ночью на улицу, в звездную ночь, выбрать звездочку, которая мерцает больше всех, и это будет она, передающая нам привет. – Хлоя подняла глаза к небу и показала на какую-то звезду: – Видишь ту звездочку? Которая мерцает? Могу поспорить, это она. Я уже помахала ей.
Сет посмотрел туда, куда указала Хлоя, и увидел среди сотен и сотен других звезд в бесконечности неба яркую звезду, взошедшую над горизонтом на западной стороне неба. Если смотреть пристально, не мигая, то и вправду казалось, что она подмигивает. Под чутким взглядом дочери он тоже помахал звезде рукой.
– Ты не грусти, папочка, – мягко добавила Хлоя, глядя ему в глаза. – Нана все еще с нами. Просто мы не можем ее увидеть.
Сету показалось, что какая-то могучая рука сжала его сердце. Его дочь, маленькая восьмилетняя дочь, пытается его успокоить! Право же, он ее недостоин.
– Хлоя… – начал было он. И вдруг вспомнил. Он вспомнил, как называл ее, когда она только еще начинала ковылять по дому, задолго до того, как стали ухудшаться их отношения с Дженнифер и жена забрала к себе девочку. – Зайчик мой, я люблю тебя. Я знаю, что очень редко говорю об этом, но это так. Ты и я – мы одна семья. И мы справимся с этим, поверь мне, обязательно.
Хлоя снова смотрела на него во все глаза, на этот раз влажные от слез. Сет обнял дочь обеими руками, крепко прижал к себе. Оказалось вдруг, что ничего неловкого в их объятиях нет. Все просто прекрасно.
– Я тоже люблю тебя, папочка. Ты так давно не называл меня зайчиком!
– Я только что вспомнил, – честно признался Сет.
Они долго еще сидели вдвоем той звездной, залитой лунным светом ночью, разговаривая и глядя на одну-един-ственную, весело подмигивающую им звездочку в звездном небе.
Глава 41
Краули, Луизиана
4 июля 1978 г.
Саванна де Харт была слишком взволнована, чтобы спать. Было уже далеко за полночь, начиналось 4 июля – ее самый любимый праздник после Рождества. Она любила его даже больше, чем день рождения, поскольку день рождения был один на двоих с ее сестрой-двойняшкой Самантой. Шестого августа, в их следующий день рождения, им исполнится девять лет. Но Четвертое июля – именно это Четвертое июля – было особенным. Вчера ее избрали Маленькой мисс города на празднике в Краули, и сегодня она будет восседать на самом верху платформы на городском параде в честь Дня независимости, с короной на голове и мантией, и будет помахивать рукой горожанам, мимо которых поедет.