– И ты веришь, что твоя мать является к тебе по ночам? – Сет без труда догадался, что ее беспокоит: он прекрасно понимал ее.
– Да. Нет. Не знаю. А что я должна думать? Кошмары меня преследуют, и каждый раз, просыпаясь, я чувствую аромат духов.
Сет вздохнул. Потянувшись, он просунул руку ей под спину и притянул к себе. Оливия прижалась к нему, положив голову на надежное, сильное плечо.
– Расскажи мне все, – попросил Сет. – Насколько я понял, после моего рассказа о самоубийстве твоей матери тебя мучают кошмары? Ты должна была сказать мне об этом.
– На самом деле, – проговорила Оливия, задумчиво водя пальцем по рельефным очертаниям его груди под золотистым покровом волос, – я впервые увидела этот жуткий сон еще до того, как что-то узнала. Он терзает меня с момента возвращения домой. И… И это еще не все. Во сне мама… Ты знаешь, это совсем не похоже на самоубийство. Кажется, будто кто-то затягивает ее под воду против ее воли. И каждый раз я вижу все новые и новые детали, все более отчетливые. Но каждый раз одно и то же. Она утонула не потому, что хотела покончить с собой.
– Гм-м, – протянул он, и это сподвигло Оливию рассказать ему все – о голосах, которые, казалось бы, зовут ее из глубины озера, о странной, доводящей до тошноты реакции на старые фотографии матери, даже о том лице в зеркале в ванной комнате Сары, которое так похоже на ее собственное, но все же чужое. Она не пропустила ни одной детали и, когда закончила рассказ, почувствовала облегчение.
Сет долго молчал, лежа рядом.
– Ну что, я, по-твоему, спятила? – спросила Оливия с вызовом. Настроение у нее улучшилось: наконец-то она освободилась от тяготящего душу камня. Хотя, если честно, есть и другой повод для хорошего настроения – она лежит в постели с Сетом, они провели вместе всю ночь, и теперь Сет целиком и полностью принадлежит ей. Теперь она готова принять любой вызов судьбы.
– Я бы сказал, что ты просто сильно травмирована, – медленно проговорил Сет. – Ливви, мне кажется, тебе следует с кем-нибудь поговорить об этом.
– Я только что все рассказала тебе. – В ее голосе слышалось недоумение.
Сет искоса взглянул на нее.
– Я имел в виду специалистов. Психиатра. Я считаю что смерть матери сильно тебя травмировала. Возвращение домой после долгих лет отсутствия могло дать толчок самым разным чувствам, которые ты подавляла годами.
Оливия на минуту задумалась.
– Ты считаешь, что дело именно в этом?
– Другого объяснения я не вижу.
Приподнявшись на локте, Оливия посмотрела на него.
– Ты не думаешь, что моя мать преследует меня, пытается объяснить, что ее смерть – это не самоубийство?
– Ливви, ты серьезно? – Сет смотрел на нее с нежностью и беспокойством.
– А духи? – не сдавалась она. – Я каждый раз чувствую их аромат после ночного кошмара. И это лицо в зеркале. Я… Я почти уверена, что это было лицо матери, а не мое.
– Я не почувствовал никакого запаха, Ливви. – Голос его звучал мягко.
Оливия поморщилась.
– Ты хочешь сказать, что это мое воображение?
– Я хочу сказать, что нужно с кем-нибудь посоветоваться. Попроси Чарли порекомендовать тебе хорошего специалиста.
– Сет?
– Что?
– Я рада, что сегодня, когда это случилось, ты был со мной. Это так ужасно – мучиться кошмарами из ночи в ночь и просыпаться здесь одной.
– Надо было бежать ко мне, в мою постель. – В его глазах сверкнули смешинки. – Уверяю, я бы тебя не выгнал.
– Я уже жалею, что не прибежала. Просто чтобы проверить твою реакцию. – Она улыбнулась.
– Малыш, поверь мне, ты можешь не сомневаться во мне. Я мечтал затащить тебя в постель с тех пор, как тебе стукнуло семнадцать, – признался Сет.
Оливия недоверчиво заглянула ему в глаза:
– Неправда.
– Я даже помню платье, которое было на тебе в ночь побега. Ярко-красное, с тоненькими бретельками и оборкой по подолу. Так и хотелось сорвать его с тебя.
– Как вульгарно! – сказала Оливия как бы с упреком, довольно улыбнувшись.
– Ну, когда я обнаружил, что ты крутишь любовь с этим пошляком Моррисоном, – как раз перед тем, как мы с тобой сцепились и ты залепила мне пощечину…
– Извини, – выдохнула Оливия с легким сожалением.
– Чего мне и вправду хотелось – так это поцеловать тебя. А еще точнее – затащить в свою постель. Я знал, что ты с ним спишь. – Последнюю фразу Сет произнес сердито.
– Жаль, что ты этого не сделал, – мягко проговорила она. – Я хочу сказать, не поцеловал и не затащил меня в постель в ту ночь. Это спасло бы нас обоих от многих неприятностей.
– Мне было уже двадцать восемь, а ты была своевольной девицей семнадцати лет. По закону мы могли бы быть вместе, но с точки зрения морали… К тому же ты относилась ко мне, как к старшему брату Если бы я коснулся тебя тогда, я был бы еще большим подонком, чем Морри-сон.
Оливия кинула на него быстрый взгляд:
– Я рада, что стала взрослой.
Она перекатилась на него, положила руки ему на грудь и уперлась в них подбородком. Его глаза, пристально вглядывающиеся в ее, стали темнеть, в них замерцал чувственный огонь.
– Я тоже, – сказал Сет.
Он обнял ее, перевернул на спину, навалившись на нее всем телом.
После этого они еще долгое время не могли ни о чем разговаривать.
Глава 48
На следующий день Оливия отвезла девочек в школу и подчинившись внезапному порыву, остановилась у дома, где размешался кабинет Чарли. В предложении Сета посоветоваться со специалистом был определенный смысл. Ей нужен хороший психиатр и, может быть, гипнотизер. Даже ясные, рациональные доводы Сета полностью не убедили ее в том, что мать не пытается подать ей знак из потустороннего мира. Возможно, гипнотизеру удастся погрузить ее в сон и извлечь ту информацию, которая исчезает при ее пробуждении. Оливию не оставляло чувство, что существуют еще детали, какой-то пласт информации, который ей не удается ухватить. Что-то ускользающее, до чего она, к своей великой досаде, никак не может дотянуться.
Кабинет Чарли располагался на Читимача-стрит, в одноэтажном кирпичном особняке. Он вымостил двор перед домом, укрепил вывеску «Чарли Вернон, доктор медицины» и указал приемные часы. Во всем же остальном особняк сохранял прежний вид обычного жилого дома.
Официально Чарли принимал с восьми тридцати утра, но, когда Оливия парковала свою машину, она поняла, что он уже на месте: его «Лексус» был припаркован отдельно, на специально отведенном для него месте. Оливия понадеялась на то, что Айры с помощниками нет поблизости – штраф за нарушение ей совсем ни к чему, – Оливия развернулась и въехала на стоянку. Выйдя из машины, она нервно пригладила волосы, одернула жакет и направилась к двери. Новый коричневый трикотажный жакет с широким поясом и обтягивающая юбка выигрышно подчеркивали ее фигуру – этот наряд она приобрела, помня о Сете и в надежде ему понравиться. Громко постучав, Оливия повернула ручку и оказалась в приемной.
– Дядюшка Чарли?
В приемной никого не было. «Возможно, он у себя в кабинете, в дальнем конце офиса», – решила Оливия. Она знала, что Чарли любил приходить на работу пораньше, чтобы спокойно прочитать утреннюю газету. На стойке, отделяющей приемную от кабинета, она заметила звонок для вызова медсестры, дважды резко позвонила в него и принялась ждать.
Приемная, судя по всему, бывшая гостиная, была внушительных размеров. Стены, обитые тканью приятного золотисто-коричневого оттенка, пол, устланный ковром в бежевых тонах, производили солидное впечатление. Вдоль стен выстроились кресла, словно поджидая будущих пациентов доктора. На кофейном столике из светлого дерева, расположенном в центре, были разложены глянцевые журналы. Но самым необычным для приемной, да и для всего офиса, были аксессуары: опытный таксидермист, Чарли использовал свои таланты для того, чтобы оживить углы и непонятного предназначения ниши в приемной. Оливия долго не могла отвести глаз от чучела бурого медведя в одном из углов. Зверюга, взметнувшийся на задние лапы, растопырив передние, был выше ее. Он казался живым, и, увидев его, Оливия в первый момент в ужасе отшатнулась. Даже глаза у чучела, казалось, горели живым огнем.
– Кто там? А-а, Оливия! – Чарли, в белом врачебном халате, из нагрудного кармана которого торчала ручка, казалось, был очень рад встрече. – Входи, входи!