«Жаль, одному пойти было нельзя… еще намаюсь», – с сожалением подумал моррон, отвернувшись от навязанных ему напарников, и, осторожно переступая с пятки на носок, направился к лесу. От всю дорогу смотревшей на него волчицей Ринвы слов благодарности было не дождаться, а от предателя Дарк их вовсе не желал. К тому же для выслушивания дифирамбов в свою честь Аламез предпочел бы совсем иное время и место. Тревожный сон виверийцев мог быть в любой момент прерван, притом не обязательно шумом или звуком, а всего лишь новым порывом стылого ветра. Достаточно было проснуться одному солдату, и в следующий миг поднялся бы на ноги весь отряд. Нужно было срочно уходить, что Дарк и сделал, оставив тяжелые мешки с провизией, одеждой и инструментами на попечение провинившихся недотеп. Слова ничего не значат; слова – это ветер, проносящийся мимо ушей и бесследно исчезающий в пустоте следующего мгновения. Если и выражать благодарность, то только делами, например отягчением собственных плеч тяжелой ношей. Таким образом, можно считать, что моррон вовсе не проявил неучтивости по отношению к спутникам, а, наоборот, помог им сделать правильный выбор между пустыми словами и вполне осязаемым делом.
Только взобравшись на вершину холма и опершись обеими руками на деревцо, Дарк позволил себе остановиться и оглянуться. Его горе-напарники правильно истолковали бессловесный намек и, взвалив на плечи мокрые мешки, уже начали медленно, сдерживая пыхтение и забавно переваливаясь, словно утки, с боку на бок, преодолевать крутой подъем. Особенно трудно приходилось Ринве. Казалось, огромная, явно непосильная ноша за спиной девицы должна была вот-вот раздавить, переломить пополам, как тростинку, ее стройную фигурку.
Благородный герканский рыцарь Дитрих фон Херцштайн, конечно, никогда не допустил бы, чтобы женщина так утруждалась; но только жаль, его поблизости не было. Все приличия, нормы и правила поведения и прочие так свойственные человеческой общности условности остались за крепостной стеной шеварийской столицы. Здесь же, на лоне природы, уже не было ни галантных кавалеров, ни хрупких прекрасных дам; здесь был моррон, отправившийся в опасный путь, чтобы спасти товарищей, и парочка ненадежных временных союзников из рядов герканской разведки, имевших весьма смутные представления о чести и достоинстве. Если бы не общность интересов, то они уже давно вонзили бы ему нож в спину. Кроме парочки сомнительных личностей, еще имелись спящие у подножия холма враги и поджидавшая впереди неизвестность. Хоть Аламез и устал (один из мешков он тащил на себе до самой крепостной стены, а затем еще и волочил оба на веревке по дну рва), но он не стал бы поджидать обремененных поклажей спутников, а продолжил бы путь. Причина его вынужденной задержки была банальна – он просто не знал, куда дальше идти. Только Ринве было известно, где находится тайный проход в подземное логово клана Мартел; настолько тайный и, видимо, старый, что даже сами шеварийские вампиры о нем позабыли…
Новый порыв стылого ветра обрушился на стоянку виверийцев и принес с собой дождь, мелкий, противный и частый. Тысячи крохотных капелек бойко забарабанили по плащам и лицам спящих солдат, заставив многих открыть глаза, а некоторых даже приподнять головы и окинуть округу сонными взорами. Для спутников моррона природное ненастье чуть было не стало роковым, ведь к тому времени они добрались лишь до середины холма и были видны, как горошины на ладони. К сожалению, сами носильщики не подозревали об угрозе за спиной и были настолько поглощены борьбой с тянувшей назад поклажей, что совсем не оглядывались.
Положение вновь спас Дарк, вовремя присвистнув соловьем, чтобы привлечь внимание преодолевавших крутой подъем напарников, а затем подав им знак немедленно лечь на землю. При данных обстоятельствах это было единственно возможным решением. Даже если бы Крамберг с Ринвой, побросав ценные мешки, побежали бы к деревьям, то все равно не успели бы укрыться от арбалетных болтов. Как Дарк заметил (по нашивкам на плащах и иным армейским знакам), примерно треть наемников составляли отставные «тандальеры», бывшие еще в давние-предавние времена гордостью виверийских стрелков. Вооруженные не скорострельными, но практически бесполезными против щитов и брони луками, а тяжелыми, почти осадными арбалетами, «тандальеры» обычно выставлялись против атакующих кавалерийских отрядов. Бывало и так, что вовсе без защиты копейщиков или иной легкой пехоты. Отборные виверийские стрелки довольно успешно обстреливали быстро мчавшиеся прямо на них или кружащие по полю мишени. Ударной мощи их болтов вполне хватало, чтобы пробивать навылет боевые кольчуги всадников из легкой кавалерии на средней и даже дальней дистанции и превращать рыцарские латы в решето на малой и средней. Низкую скорострельность громоздкого оружия, используемого чаще всего на подставках-треногах, с лихвой компенсировали отточенное мастерство перезарядки и наличие у каждого «тандальера» двух, а то и трех арбалетов и стольких же помощников. Пока мастера летящей смерти стреляли, подручные перезаряжали арбалеты, более напоминавшие миниатюрные переносные баллисты.