Она пела, пританцовывая, ритмично позвякивая, подтопывая. Она была чертовски пластична, эта Анелька. Без видимых усилий гнулась то в одну, то в другую сторону. Кулачок с зажатыми колокольчиками вертелся. Глухим стуком отзывались железные шарики.
Она еще стала прищелкивать и прихлопывать, так что у слушателей даже мысли не было прервать эту бесконечную песню. Завороженный ритмом Илья первым стал кивать головой. Потрясенный Каору молчал. Хироси поначалу еще улыбался, но чем дальше текла страшная история о встрече туристов с Черным Альпинистом, тем мрачнее становилось его лицо и тем сильнее и сильнее он начинал покачивать головой, словно соглашался с каждым тактом песни.
Песня отзвучала. Последний раз жалобно перекатились железные шарики внутри стальной сферы. Анель скользнула на свое место.
— И чего? — шепотом спросила Кристинка.
— Они потом все погибли, — прошептала Анель. По щеке ее бежала быстрая слеза. — Все, кто слышал песню Сарыма. Дух Черного Альпиниста не простил им эту песню. Погибли они в разное время, в разных местах при нелепых обстоятельствах.
— А дед? — спросила Кристина, окончательно сраженная дополнением к песне.
— Дед тоже погиб. Во время восхождения на Чатын-Тау произошел обвал. Там, на Кавказе, даже плиту специальную положили в память о моем деде. Это было давно.
— Выжил только один, — теперь Анель было еле слышно. — Всегда один выживает, чтобы было кому рассказать о случившемся. Он сейчас древний старик, дед Алексей, известный археолог. А раньше тоже в походы ходил, с дедом дружил.
Каору закончил переводить. Повисла тишина. Санёк напряженно наблюдал за оставшимися пятью свечами. И вдруг среди тишины Вадя задал вопрос:
— Это чего, мы теперь все умрем, что ли?
Глава третья
Четыре свечи
Девчонки испуганно заозирались. Японцы сидели с серьезными лицами. Алиса выпрямилась и наконец оторвалась от своих ногтей — сжала кулаки.
— Вообще-то не должны, — пролепетала Анель. — Это ведь давно было. И песню эту часто поют.
— Ну да, — закивал Вадя. — Песню поют, а альпинисты все бьются и бьются.
— Ты чего, в горы собрался? — фыркнул Санёк.
— Погоди! — отпихнул его Вадя и придвинулся ближе к Анель. — Нам-то ты ее зачем спела?
— Я должна была вас напугать, — с искренним изумлением произнесла казашка.
— Ну да… — Вадя с треском сжал в ладонях пластиковую бутылку. — Напугать! Вы тут как будто все с крыш попрыгали. Вы либо пугаете, либо проклятья раздаете направо и налево! Разницу, чего, не чувствуете?
Бедная бутылка хрустела от немилосердного обращения. Вадя все сильнее и сильнее пытался закрутить крышку, сворачивая горлышко. Неприятный выходил звук. Очень неприятный.
Первым сломался Санёк. Коротким ударом он вогнал источник раздражения хозяину бутылки в грудь. Вадя поперхнулся воздухом и вытаращил глаза, пытаясь продышаться.
— Остынь! Все играют, а ты орешь, — с угрозой произнес Санёк и нежно улыбнулся Гайрайго. Японка в ответ расцвела добрейшей улыбкой.
— Вы еще подеритесь, — равнодушно, с заметным опозданием подал голос Илья.
Над диванами повисла тишина, только попискивали клавиши на телефоне у Ильи — игра была в самом разгаре. Даша, Кристина и Шишкина сцепились друг с другом руками. Оборону держали. Анель сидела отдельно на краешке дивана, теребила подол шорт, позвякивала бубенчиками. Японцы смотрели кто куда. Каору ждал, кто что скажет, чтобы начать переводить. Хироси развалился, сильно раскинув ноги, задвинув Гайрайго в угол. Японка продолжала нежно улыбаться. Белое лицо, белые сумасшедшие глаза, растянутые губы, а за ними как будто черные, не попадающие в свет зубы. Или их просто нет? Или они и на самом деле черные?
Никто не спешил заговорить первым, словно от того, чья история будет следующей, зависела его жизнь.
Первым оказался Хироси. Он оживился, поднял руку и под быстрое бормотание снова начал сползать с дивана.
— Он говорит, что хочет рассказать кайдан, — перевел Каору.
— На всех свечей не хватит, — заметил Илья, удовлетворенно покачивая головой — бой с тарелками шел удачно.