Тут из-за поворота, не торопясь, вышел испачканный в грязи Лысый, рядом с ним ковылял обгоревший, покрытый сажей водитель. Лицо его было залито черной кровью.
Лысый подошел к машине и, открыв дверь, облокотился на нее всем весом. Призраков не было видно.
— Целы? — равнодушно осведомился он, глядя в сторону засады, устроенной нам неизвестным врагом.
— Один серьезно ранен, один труп, — отозвался я, оттолкнув пистолет Лехи и выбираясь из машины. — Что там? Снайпер, гранатометчик и пара автоматчиков?
— Угадал, — Лысый оценивающе взглянул на меня. — Люблю хладнокровие. Грамотный пост, чудо, что мы живы остались. Но мы их положили, и автоматчиков и горе-подрывника. Эх, мой любимый джип! Как-то я не досмотрел…
— А снайпер? Ушел?
— А о снайпере позаботятся мои милые девочки, — гордо сообщил Лысый. — Ему хуже всех, надо полагать, досталось… Сейчас появятся… Так, надо валить отсюда. Труп в канаву, раненного в багажник, а ты, Нелюдь, полезай обратно в машину, не мешайся под ногами.
— Не сходи с ума, Лысый, Патрик живой человек, он ранен!
— А ты предлагаешь, надо полагать, его перевязать, и выделить ему самое лучшее место? — поинтересовался Лысый.
— Да, — кивнул я.
— Ну, хорошо, — неожиданно легко согласился Лысый. — Труп в канаву, Патрика перевязать и на переднее сидение, пленника в багажник.
Леха зло хохотнул.
— Приехали, головастик, вылезай!
— Уже? — с натугой зевнув, спросил я.
— Мы в деревне, в двадцати километрах от Припяти, — сообщил Лысый, оттесняя Леху. — Ты иди, помоги с Патриком. Как спалось, Нелюдь?! Комфортно было?
— Соседство монтировки сказалось, — проворчал я и попытался приподняться, но не смог. Затекшее тело не слушалось, багажник, хоть и просторный, был завален инструментами, канистрами с топливом и каким-то хламом.
— Видимо ты был с нею недостаточно нежен, — поучительно сказал Лысый и легко вынул меня из багажника, подхватив подмышки. — Знаешь, надоело мне все это ужасно. Всю черную работу приходится делать самому. С тобой возиться самому, от бандитов защищаться самому и еще раненных за собой таскать… Стой ты, куда заваливаешься!
Я поморщился от отчаянного, полного боли крика — Леха вытаскивал из машины Патрика.
— Совсем плох водила, — Лысый почесал толстую переносицу. — Пуля всегда дура, ее проделки уродливы. А уж когда из крупного калибра, так все всмятку и ткани и кости. Как он еще жив, ума не приложу. Ладно, черт с ним, добро пожаловать в деревню Прокофьево. Шесть домов, три коровы, один трактор.
— Сойдет, — я переступил с ноги на ногу и прикусил губу от боли. Черт возьми, лишения жизни, конечно, воспитывают в человеке несгибаемый дух, но я чертовски устал, что меня все время бьют! Езда в скрюченном состоянии в багажнике не дает отдыха и не прибавляет оптимизма в жизни. Более того, теперь я с удивлением понял, что дремота, завладевшая мной, была навязанной чем-то или кем-то, если бы моя воля не была подавлена, я бы лучше поразмыслил над сложившейся ситуацией, чем вот так бездарно растратил понапрасну время.
Меня замутило, когда передо мной проплыли две призрачные тени.
— Мои девочки — лучшие! — с гордостью сказал Лысый. — С ними не шути…
— Кто? — отступая на полшага, спросил я. — Ты ведь знаешь…
— А тебе все расскажи, да покажи, — рассердился Лысый. — Какая тебе разница, кто на нас напал! Думай о том, что ты должен сделать, а об остальном не беспокойся. Не твое это дело, Нелюдь. Ты сам жив, здоров, вот и молчи, нечего жаловаться!
— Кто?! — выйдя из себя, рявкнул я и Лысый, к моему удивлению, отшатнулся, оступился, споткнувшись о камень и рухнул задом на грязную дорогу. На лице его отразилось искреннее изумление, призраки шатнулись ко мне, но в наступление не перешли, так и застыли между нами.
Тут и подоспел Леха, сбил меня с ног, после чего с видимым удовольствием взялся пинать, приговаривая с чувством:
— Будешь знать, как хамить! Будешь знать…
Я заслонил локтями лицо, большее было выше моих сил.
— Хватит, Леша, — спокойно приказал Лысый, поднявшись. — Я разве просил тебя его бить? Не ссорился бы ты с ним, он ведь Нелюдь, еще вздумает отомстить. Эй, ты знаешь, что ты Нелюдь, а?
Я промолчал, потому что его вопрос не имел для меня никого смысла, а еще потому, что жутко болели ребра, и дышать стало неимоверно трудно. Потому что ненависть, переполнявшая меня, грозила вылиться в поток ругательств, которые показались бы Лысому и компании жалкими и неимоверно забавными. Придет время и я на деле им все докажу, чего сейчас по посту слова тратить?..