— Я же совсем чужой человек…
— Ничего, как-нибудь сочтемся.
— А если я…
— Ты не в том положении, мальчик. Я прооперировал тебя, вынул пулю. Рана не так, чтобы очень плохая. На вот, — бородатый Ефрем цепко схватил меня за запястье и уложил на ладонь маленький, помятый кусочек свинца. — Она твоя. А теперь давай, исповедайся.
— Я не знаю, в чем согрешил.
— И поэтому ты, как и большинство людей, считаешь себя безгрешным?
— Я не знаю…
— Тогда давай, расскажи мне, что произошло.
— Я встретил людей, которые хотели меня убить. Они прострелили мне ногу, а потом дали лопату и велели копать яму для могилы…
— И что ты чувствовал по отношению к ним?
— Да я их проклял!
— Грех!
Я озадаченно замолчал, провел ладонью по влажному от болезненного пота лицу.
— Выходит, мне следовало благотворить Сарки?
— Сарки? Гражданин Иван Саркисов, я не ослышался?
— Не знаю, — раздраженно буркнул я. — Он считает себя очень знаменитым.
— Так, — Ефрем озабоченно оглянулся, словно ожидал, что за его спиной вот-вот появится наемник. — Угораздило же вас, молодой человек, связаться с одним из самых опасных людей Украины.
— Что за чушь? — нахмурился я.
— Если товарищ Саркисов решил тебя убить, ты мертв. Откуда вот ты узнал про меня?
— Саркисов мне посоветовал обратиться к вам за помощью…
— Так он еще и знает, где ты находишься, — Евреем резко встал, табурет, на котором он сидел у моей кровати, скрипнув, отъехал по полу.
— Он на мне решил натренировать своего ученика, так что время есть.
— Тебе тут лучше не задерживаться.
— Да, да, — я хотел было встать, но Ефрем, сделав гневное лицо, толкнул меня в грудь.
— А ну лежи, куда собрался! Ты мне еще не рассказал о том, кто ты такой и чего добиваешься, а также за что это такой серьезный человек, как Иван Саркисов, взялся вплотную за твою маленькую персону.
Я обреченно вздохнул. Рассказ предстоял долгий, если я хотел отплатить батюшке за добро всей правдой.
— Я расскажу, только можно мне сначала глоток воды, — попросил я.
— А ты из города?
— Да.
— А как там?
— Очень жестокие люди.
— Но там их много! И большие здания, наверное.
— У богачей большие дома, а бедные ютятся там, где могут.
— Ты как поправишься, уйдешь?
— Да.
— А куда?
— Твой отец посоветовал мне идти как можно дальше от людей, к востоку от Станции, в сторону водохранилища.
— Там страшно и никто тебе не поможет! Ты же ранен, я слышала, за тобой Саркисов охотится.
— Да нет.
— Отец сказал, что да!
— Он за мной не охотится, но обязательно пойдет по моим следам.
— Как так?
— Не важно.
— Возьми меня с собой!
— Зачем, Даша?
— Я хочу встретиться с Саркисовым.
— Он и так сюда придет, зачем тебе еще куда-то уходить?
— Здесь отец. А там, когда он найдет тебя и убьет… он же не сможет бросить девушку одну.
— Ах, вот в чем дело.
— Только отцу не говори!
— Саркисову, на вскидку, лет сорок, тебе не больше восемнадцати. Зачем он тебе?
— Я очень давно его знаю! Он настоящий мужчина, только о таких мечтают женщины.
— Пожалуй, это не мое дело.
— Ты возьмешь меня с собой?
— Нет.
Она резко поднялась, одарив меня злым взглядом серых глаз, сморщила аккуратный носик, отвернулась и выскочила из избы.
Глава 7
Я сидел на крылечке. Второй день моего пребывания у батюшки Ефрема подходил к концу, припекавшее весь день солнце понемногу сдавалось, опускаясь все ниже к лесу. Я наблюдал за тем, как раздетый по пояс бородач, чье крепкое мускулистое тело блестит от капель пота, равнодушно и монотонно колет дрова. Он неторопливо поднимал колун, потом с чувством обрушивал его на здоровый еловый чурбак, потом снова поднимал его и снова обрушивал. Я наблюдал за тем, как под загорелой кожей на руках и спине перекатываются мышцы.
Этот серьезный угрюмец смотрелся особенно колоритно на фоне старой кирпичной церкви. Звонница развалилась, осыпавшись к подножию бесформенной кучей кирпича, казалось, ее верхушку срезало огромным снарядом. Над крышей купола кружило несколько ворон.
Церквушка была маленькая, но, судя по остовам домов вокруг, когда-то здесь была большое и богатое село. Теперь устоял только один дом.
— Был пожар, — сказала мне Даша, усаживаясь рядом на солнце и вытирая руки о посеревшее полотенце. — Давно уже, вишь, все подлеском заросло. Я маленькой была. Вокруг все пылало, жуть. И гром грохотал. Отец говорил, это нас Бог покарал за прегрешения. Потом люди ушли. Те, кто выжил. Сказали, место это проклято и Богом и Дьяволом. Отец кричал на них, обвинял их…