— Да ты не в первый раз здесь, — присвистнул я.
— О, догадался, наконец! Спросил бы еще, как мы тебя нашли! — захохотал Сарки.
— Только не говори, что случайно! — проворчал я, осторожно снимая куртку. Плечо жгло словно каленым железом. Рука под курткой до самого локтя вся была в крови.
— Совершенно случайно! — продолжая гримасничать, подтвердил мою догадку Сарки. — Лысенко здесь влиятельный человек, все знает, на него такая агентурная сеть работает, что тебе и не снилось. Вот и пришли мы, чтобы он помог тебя разыскать. Мы ему фотографию, он нам тебя. Сдал. А вышло все иначе! Как тебе повезло его жизнь спасти, ума не приложу. Такой мужик теперь у тебя, у малолетки, в долгах.
— Что, завидно, хитрец? — фыркнул я.
— А, может, и завидно! — взъерошился Сарки. — Ты иди, иди сюда, садись на краешек, не бойся, не укушу.
— Еще чего не хватало, — зло осклабился я. — Жив твой сын, чего тебе еще нужно?
— Ни чего, а кто, — совершенно серьезно поправил меня Саркисов. — Ты мне нужен. Выйдет из тебя непревзойденный убийца.
— Ты ахренел совсем, или я чего-то не понимаю? — сделав шаг к двери, спросил я.
— Сюда иди, — жестко приказал наемник. — Или я тебя сейчас силой сюда усажу. Не писайся от страха, тебе не идет!
Да что же это за жизнь такая? — задался я извечным вопросом. — Теперь еще какой-то мужик, чьего сына я уже во второй раз покалечил, решил сделать из меня наемника. Второго убийцу по имени Смерть. Нет, он бесспорно прав — убийца будет из меня что надо. Только я никогда на это не пойду, потому что учили иначе.
Подойдя и сев перед Саркисовым на край лохани, я так ему и сказал:
— Был бы я убийцей, сын твой умер бы еще месяц назад. Я одним руководствуюсь: нет ничего, важнее жизни. Это единственное, за что стоит побороться.
— Дурак ты, — сказал Саркисов, стирая с моей руки полотенцем кровь. — Душа глазастая, и все тут. Ну а поучиться себя защищать у меня не хочешь?
С этими словами он зажал мою руку в своей горячей, железной ладони и плесканул на глубокий кривой порез спирта из бутыли. При этом его пальцы, словно тиски, впились мне в кожу, и я с удивлением понял, что боль в ране не так уж и нестерпима.
— И этому я тебя научу, — отвечая на мой невысказанный вопрос, ухмыльнулся Саркисов. — Как терпеть боль и как ее уменьшить, как выживать и что делать, если тебя зажали в угол.
Отвернувшись к раковине, он долго там что-то делал, а потом повернулся. В его руке я увидел кривую иглу.
— Не хотелось бы по живому, — осторожно начал я.
— Не дрейфь, каждый мужик должен знать, что это такое.
— Не согласен, — я даже отстранился. — У Ду есть обезболивающее. Пойду, попрошу.
— А ты уверен, что я разрешу тебе выйти? — с интересом спросил наемник.
Мы некоторое время боролись взглядами, потом я тихо спросил:
— Ну что я плохого тебе сделал, Смерть? Что я сделал Нунси? Почему мне достается все содержимое выгребной ямы за то, что я хочу лишь одного — спокойно помогать людям?
— Чтобы помогать людям нужно быть куда более сильными человеком, чем если ты взялся их убивать, — серьезно сказал Саркисов, приближая к моему плечу иглу с белой шелковой нить. — Разве не о тебе говорят в одной из деревень недалеко от церкви Ефрема? Слышал, какой-то парень привез избитую женщину и еще троих связанных парней… Не те ли благодарные люди загнали тебя в карьер?
— Что же, это был счастливый случай для Лысого, — я дернулся, когда игла пронзила мне кожу.
— Не так уж это и больно, — сообщил мне Саркисов.
— Я сужу об этом исходя из личного, только что обретенного опыта, — хмуро сообщил я, зажав запястье руки, чтобы она не дергалась.
— А ты терпеливый малый, — вдруг сказал Саркисов, затянув первый стяжек. — И вправду я чего-то перегибаю палку.
Он устало сел рядом со мной и хотел было по голове потрепать, да передумал, махнул рукой и достал свои замечательные вишневые сигареты.
— Будешь, душа глазастая?
— Буду, — не стал отпираться я. Мы закурили. Из чистой резаной раны вяло сочилась кровь. Глядя на то, как медленно стекают по коже алые струйки, я тихо спросил:
— А ты вообще уверен, что все правильно стал делать, горе-доктор?
Саркисов было вскинулся, но внезапно что-то вспомнил и расслабил враз напрягшиеся плечи:
— Да правильно, дуралей, чего тут еще делать? Сосуды крупные не задеты, мясо порезали. Зашить и дело с концом. Был бы порез покороче — можно было вообще только перевязать…
— Ну, так дошей и перевяжи, — предложил я. — Жалко, Лысому всю ванную комнату заляпаю.