А оказалось, все не так. Вот они, мечты об учебе, о том, чтобы уехать из проклятого приведениями и людьми края. Она по-прежнему здесь…
— Я поймал Вора, — отвечая на вопрос приемной дочери, заговорил Назур, — который прикарманил и считает своей собственностью нечто ценное, что способно спасти тысячи жизней. Он лишил всех этих людей, — полковник повел рукой вокруг, указывая на свою охрану, — счастливой жизни. И не только их. Многих, многих других. Иди спать, доченька, все будет хорошо.
— Вора? — тихо переспросила Вовка и на глаза ее навернулись слезы, я видел, как они заблестели влагой в свете костров. — Это же Дима!
Да, Дима! — хотел крикнуть я. Мне столько всего ей хотелось сказать, в столиком обвинить. Потому я не открыл рта.
— Лесичка, ты знаешь его, — сказал мягко Назур. — Понимаю, вы росли вместе, но жизнь корежит людей, а он был гнилым с самого начала. Он нехороший человек, Лесичка. Он украл у простых людей счастье лишь для того, чтобы прославиться. Разве после этого он заслуживает пощады или жалости? Но ты не волнуйся за этого подонка. Я знаю, что он твой названый брат, я знаю, как вы дружили в детстве. Потому я не причиню ему вреда. Пусть только расскажет, где спрятал украденное и я отпущу его. Пусть идет, если совесть ему позволит. А ты отправляйся спать, доченька, не волнуйся.
Она смотрела на меня как на предателя. Она поверила не нашей дружбе, не нашему прошлому. Она поверила некому полковнику, который каким-то удивительным образом стал значить для нее чуть ли не больше, чем умерший отец Макар. Мне было больно смотреть на нее, и я отвел взгляд, но заметил, как она едва заметно покачала головой и вдруг громко и твердо сказала:
— Нет, папочка, делай с ним все то, чего он заслуживает и то, что потребуется. Пусть он отдаст людям счастье.
Она резко повернулась и бросилась обратно в палатку, а мне чудился в воздухе алый огненный след от колыхания ее рыжих волос.
— Как от тебя воняет!
— Будь добр, сними с меня наручники, Шура.
— Ха, размечтался. Стас, принеси мне жаровню с углями. И этот, штырь Грини, который он зовет своей тростью.
— Может, лучше взять монтировку, Шура? Гриня тебе это не простит…
— Да достал он меня, понял? Неси его хрень, пусть потом побесится, мне нравится, когда он дуется и размахивает кулаками.
— Шура, лучше дай мне попить, зачем тебе нужна жаровня?
— Заткнись,
— Заткнись, Нелюдь! Достал. Я тебе еще дам шанс высказаться, но все в свое время…
Шура привязал меня к дереву под наскоро сооруженным навесом из брезента. На улице накрапывал дождь. Внезапно поднялся ветер и ледяными ударами хлестал меня по щекам, заставляя все яснее осознавать, во что я влип.
Никакого шанса на победу. Сплошные поражения во всем. Внутри пустота и мое падение еще не завершилось. Но надо взять себя в руки и попытаться убедить Шуру отпустить меня. Внушение. Но я сильно ослаб.
Вернулся Стас с железным ящиком. На руках у него были рукавицы, чтобы не обжечься, подмышкой он сжимал железный прут.
— Но смотри, — сказал Стас Шуре, — я не имею к краже Грининой трости никакого отношения.
— Да что вы возитесь, в самом деле! — возмутился я. — Все расскажу, хотите?
— Конечно, я слушаю тебя, — с легким разочарованием на лице повернулся ко мне Шура. Он явно рассчитывал на большое удовольствие от издевательств надо мной. Как не прискорбно, но он правильно рассчитывает…
— А вот тебе правда: если мой отец что-то сказал про оружие — он солгал. Я ничего об этом не знал до недавнего времени. У меня убили сначала отца, потом деда. Меня спрятали, но я не понимал почему. И вот я здесь. И нет никакого оружия!
— Ой, убедил, — Стас закатил глаза к небу и повернулся на каблуках. — Убеди теперь Шуру и можешь быть свободен.
Шура с довольной ухмылкой сунул штырь в угли и пошевелил им там так, что над жаровней поднялся сноп искры.
— Спокойной ночи, Стас, — сказал вслед удаляющемуся приятелю, Шура.
— Уснешь теперь, — услышал я его тихий ответ, — вопли всех перебудят.
— Я постараюсь потише, чтобы не разбудить дочурку Шефа. Да и довольно далеко мы от лагеря. Ты ведь не будешь очень громко кричать, Нелюдь? Я слышал, ты просто монстр. Мы это обязательно проверим.
Он подошел ко мне и срезал бинт. Перетянувший мне живот.
— Ранку надо прижечь, — ласково сказал мне Шура. — А то будет бо-бо.