– Интеллигент, что ли? Ты кто такой-то? – уже спокойнее спросила она.
– Зовите Димой. Елена, у меня ожоги второй степени, очень больно. Поможете? – голос юноши, помимо его воли, прозвучал совсем жалобно и измученно.
– Еле-е-ена, – протянула доктор. – Меня так уже лет двадцать никто не называл. Поди ж ты, царевич-королевич. Только вот, как бы ни хотела я тебе помочь, ничего не выйдет. Лекарств у нас нет. Ни аспирина, ни вазелина, как говорится. Так что, дружок, по старинке, баночку выдам, в баночку пописаешь, этим и намажешься. Уринотерапия. Лучше, чем ничего.
Дима с отвращением скривился.
– Неужели ничего нет вообще? – тихо спросил он. – Как же вы тут живете?
– В дерьме живем! – внезапно злобно ответила Лена. – Ты на нашу голову свалился – жрать дадим, спать положим, а ему тут царских почестей подавай! Не нравится – сиди так!
Юноша, не ожидавший такого напора, отшатнулся.
– Я понял, Елена, не кричите. Как скажете, так и сделаю.
Доктор склонила голову набок и поджала губы, внимательно разглядывая незваного гостя.
– Ишь ты, поди ж ты. Я его – матом, а он мне «Елена», да «как скажете», – задумчиво выговорила женщина. – Извини, что ли, не обижайся. Чем богаты. Садись к столу, вон, Галка похлебку несет. Поешь, поспишь, авось само пройдет. Не знаю я, чем тебе помочь. Хоть режь меня, не знаю.
Леночка устроилась на табуретке, внезапно погрустнела, погрузившись в свои мысли.
Перед Димой стояла дымящаяся паром миска, но он никак не мог заставить себя съесть хотя бы ложку, хотя желудок сводило от голода. Варево не только выглядело отвратительно, но и пахло. Считалось, что хуже, чем в карцере полковника, кормить не могут. По сравнению с тем, что принесли ему хлебосольные жители Нагорного, похлебка для заключенных была деликатесом. Дима с тоской вспомнил жестяную кружку, наполненную супом из грибов и моркови, которую принес солдат на ужин три дня назад.
Трое суток без пищи давали о себе знать. Дима зачерпнул ложку и проглотил, стараясь не дышать. На вкус это было еще хуже, чем на запах. Но в животе моментально потеплело, поэтому юноша ел.
«Я не хочу знать, из чего это. Не хочу!»
– Ну, как? – участливо спросил один из ребят, сидевших на противоположном конце стола. – Ты ж не местный, такого нигде не попробуешь. Жаркое из уховертки по фирменному рецепту от Галочки!
Юношу едва не вывернуло наизнанку. С огромным трудом он сдержал рвотный рефлекс, но заставить себя хотя бы посмотреть в миску больше не мог.
– Не нравится? – расстроенно спросила Галочка, опершись подбородком на скрещенные пальцы.
– Очень вкусно. Привык мало есть, спасибо за отличный ужин! – попытался улыбнуться Дмитрий.
Взгляды всех присутствующих были направлены на него, каждый из жителей успел рассмотреть его с головы до ног, не стесняясь своего чрезмерного любопытства.
– А ты чего это с номером? Зэк, что ли? – бесцеремонно спросил проигравший в карты Васятка, тыкая в белую нашивку на обгоревшей рубашке.
Диму передернуло, и это не укрылось от десятка внимательных взглядов. Послышались перешептывания.
– Не надо домыслов, дорогие друзья. Поверьте, мне нечего скрывать от вас, но сейчас я не в состоянии вести беседу. Извините, – беспомощно улыбнулся юноша, пятясь из-за стола.
– Э, ну нам же интересно! Ты откуда такой взялся-то?
– А ну, ша! – гаркнул Бугай, появляясь позади Димы. – Сказки, что ли, не читали, неучи? Сначала накорми, потом баньку истопи и спать уложи, тогда и спрашивай. Завтра все узнаем. Спать идите, нечего полуночничать. А ты давай за мной.
За хлипкой картонной дверью, ведущей из зала, оказался коридор с несколькими комнатками-отсеками. Мужчина завел парня в одну из них. Там стояла неимоверно грязная чугунная ванна, на дне которой плескалась мутная теплая вода.
– Ты это, мойся тут давай, а я тебе сейчас одежду принесу какую-нибудь. И это, Ленку послушай, не кривляйся, все свои, никому не расскажем. Банку на.
– Спасибо, – обреченно выговорил Дима.
Бугай ободряюще улыбнулся и скрылся за дверью. Парень стащил с себя превратившуюся в лохмотья одежду и вдруг поддался внезапному порыву и с ненавистью оторвал нашивку с номером, разорвал ее на несколько частей и выбросил в угол.
В бункере было прохладно. Видимо, отопления, как и электричества, здесь не водилось. Юноша переминался с ноги на ногу, стоя босиком на ледяном кафельном полу, не решаясь прикоснуться к покрытым пятнами и какой-то слизью бортам ваны.
– Не хочу… Боже, за что?!
«Ты знаешь, за что. Ты прекрасно это знаешь. За полторы минуты на умывание и отправление нужды, за один сортир и пятнадцать минут на двадцать человек. За то, что концлагерь устроили, и ты оказался не с подопытными внизу, а наверху, и даже чуть выше, значит, согласился и принял. Значит, и сам такой же. Теперь лезь в эту грязь и ожоги уринотерапией лечи, заслужил!» – жестоко одернул его внутренний голос.