— Ты такой придурок, — шипит она, толкая меня.
— Оу, притормозите! — Клифф встает между нами, когда Серена сжимает кулаки, будто собиралась напасть на меня. — Этого не произойдет. Вы раздражены? Идите в номер и трахнитесь. Но это? Нет, нет, нет, не одобряется.
— Что должно быть одобрено, так это лечение от наркомании, — говорю. — Психологическое консультирование.
— Засунь свои обвинения себе в зад, Джонни, — резко чеканит Серена. — Только то, что ты стал конченым наркоманом, не значит, что и все остальные станут. Со мной все хорошо. Поэтому, почему бы тебе не побеспокоиться, насколько ты лажаешь, и оставить меня в покое?
Она убегает с площадки, рыдая, и съемки откладываются. Официальная версия: «Серене Марксон нездоровится».
Неофициальная версия: «Потому что я черствый мудак».
Провожу руками по лицу.
— Это день мог стать еще хуже?
— Никогда так не говори, — отвечает Клифф. — Потому что как только ты это произносишь, он становится хуже.
— Не думаю, что это возможно.
— Послушай, дай ей время успокоиться, — говорит он. — Дай ей время остыть. Она вернется завтра с ясной головой.
Я направляюсь в гардеробную, чтобы снять костюм, и радуюсь снова оказаться в джинсах и футболке. Жду, после того как переодеваюсь, потому что чертовски уверен, что не хочу ехать в одном лимузине с Сереной, поэтому заказываю такси и пробираюсь мимо толпы, чтобы встретить машину на углу, не желая ждать, пока она проедет мимо охраны. Несколько человек подлавливают меня, я раздаю автографы, но отказываюсь фотографироваться, так как много раз камера слепила меня в лицо за сегодня.
Ненавижу гребаных папарацци.
Я стою за углом в ожидании такси, которое вот-вот подъедет. Папарацци заваливают меня вопросами, которые я игнорирую, хотя мне хочется ударить одного из них, когда слышу вопрос об отце.
— К черту его, — бормочу себе под нос.
— Что ты сказал? — говорит папарацци.
— Я сказал, к черту его.
Ох, это будет отличная цитата.
Прежде чем могу сказать что-то еще, ко мне бежит визжащая группа фанатов. Дерьмо. Люди толкаются, пихаются, толпа окружает меня, фаны пытаются пролезть мимо придурков с камерами, которые продолжают заваливать меня своими необдуманными вопросами. Никто не следит за тем, что творит, и я теряю терпение. Моментально. Я даже не могу дождаться своего такси без этого хаоса. Подписываю пару вещей, которые суют мне в лицо, и пытаюсь успокоиться, но придурки делают все возможное, чтобы разозлить меня.
Кадры можно продать дороже, когда я выхожу из себя.
Парень, который выспрашивал про моего отца, пытается подобраться ближе, чтобы поймать лучший угол съемки, отталкивая юную девушку. Она спотыкается, и я ловлю ее, хватая за руку. Ей не больше тринадцати-четырнадцати. Это бесит меня.
— Уйди на хрен отсюда, прежде чем причинишь кому-нибудь боль, — шиплю я, отталкивая парня, чтобы освободить долбаное пространство, но кажется, что это служит катализатором паники в толпе. Кто-то пытается уйти, и эта юная девчушка идет вперед, сходя с тротуара, потому что больше некуда отойти. Черт. Она даже не смотрит по сторонам. Ее ослепляют фары. Звучит гудок. Я вижу ужас в ее глазах.
Девчонка, черт побери, замирает.
Нет.
Действую на инстинктах, даже не думая. Девочка стоит как истукан, а я устремляюсь в сторону дороги и снова хватаю ее, отталкивая на тротуар. Теряя равновесие, она врезается в толпу, но у меня нет шанса убедиться, что она не травмирована. Я поворачиваюсь, и машина прямо передо мной, шины скрежещут по дороге, раздается визг тормозов...
БАМ.
Все будто в замедленной съемке. Мой разум не осознает все сразу. Вокруг вспышки, когда я падаю назад, и затем, святое дерьмо, боль. Я испытываю шок, каждый нерв моего тела кричит от боли, когда падаю на асфальт.
Темнота. Я моргаю, но не могу все осознать. Люди вокруг меня кричат. В голове пульсирует. Слова вибрируют внутри моего черепа, и я хочу, чтобы все заткнулись. Огни полицейской машины и сирены, вспышки камер папарацци, крики паники вокруг. Пытаюсь сесть, но что-то теплое стекает по моему лицу, отчего моя футболка мокнет.
Я опускаю взгляд. Кровь.
Ее вид меня ошеломляет. Оу. Мое видение становится черным, и затем появляется Клифф. Я слышу его до того, как вижу, слышу его дрожащий голос до того, как замечаю лицо.
— Полегче, Джонни. Не двигайся. Мы позвали помощь.
Он выглядит обеспокоенным.
Я не беспокоюсь.
Не беспокоюсь, пока не смотрю на него.
— Она в порядке? — спрашиваю, в моей груди разрастается боль.
— Кто? — переспрашивает он.
— Девушка, — говорю. — Она была на улице. Ехала машина. Я не знаю. Она...?
— Все в порядке, — говорит он, оглядываясь вокруг, прежде чем снова повернуться ко мне. — Они испуганы, но больше никто не пострадал. О чем ты думал?
— Что ее может сбить машина.
— Поэтому занял ее место? Иисус, Джонни, ты слишком близко к сердцу воспринял это супергеройство.
Смеюсь над этим. Больно.
Закрываю глаза и стискиваю зубы.
Где эта гребаная скорая помощь?
Ты везунчик.
Вот что сказал мне доктор.
Это твой счастливый день.
Но я лежу на твердой белой больничной койке в частной палате, окруженный людьми, на которых даже не смотрю. На каждом углу охранники, телефоны разрываются, и я не чувствую себя везунчиком. Этот день стал невообразимо хуже.
Тяжелое сотрясение. Ссадина на виске. Сломанное правое запястье. Поврежденные ребра. Не считая множества царапин и порезов в разных местах.
Может, я и везунчик, но голоса вокруг меня сейчас так не думают.
Мой менеджер, руководитель студии, режиссер и куча пиарщиков заполняют палату, обсуждая детали того, как справиться с этим кошмаром. Мой адвокат где-то здесь. Помню, что видел его ранее. Они беспокоятся о судебных и исковых суммах, и как это все повлияет на производство, но я больше переживаю об ощущение, что течет по моим венам на данный момент. Бл*дь, сейчас ночь, в моей голове все туманно, меня тошнит. Ноги покалывает, и я чувствую, как начинаю уплывать за пределы своего тела.
Что бы они ни накачали мне внутривенно — это очень сильное лекарство.
Слишком сильное. Я немею.
Прошло много времени с тех пор, как я ничего не чувствовал.
Нажимаю на кнопку, снова и снова, пока не врывается медсестра, расталкивая по пути толпу, чтобы подобраться к кровати. Клифф отходит от других, приближаясь.
— Что бы это ни было, — говорю я, указывая на пакет для внутривенного вливания, — мне нужно, чтобы это убрали.
— Морфий? — спрашивает медсестра в замешательстве, кладя руку мне на плечо. — Милый, ты захочешь этого. Без него будет больно.
— Я могу справиться с болью, — говорю. — Не уверен насчет наркотиков.
Она выглядит еще более озадаченной, но вступает Клифф.
— Мистер Каннинг после реабилитации от наркотической зависимости, поэтому вещества, вызывающие приятые ощущения, не очень нужны ему, если вы понимаете, о чем я.
— Ох, ну, я поговорю с доктором, — отвечает. — Посмотрим, что сможем сделать.
Я закрываю глаза, когда она уходит. Сожаление наполняет меня, крепко сжимая в своей хватке, голос в моей голове шипит сказать ей, что все это ошибка, но это кричит зависимость, жалкий ублюдок, который дорвался до уже забытого онемения. Так хорошо.
Может, я буду наслаждаться этим какое-то время.
Снова открываю глаза, когда Клифф толкает меня, протягивая свой «БлэкБерри», и я смотрю на экран, читая заголовок статьи.
«Когда вымысел становится реальностью.
Актер, играющий супергероя, спас девушку».
Я не читаю дальше.
— Какое-то время будешь на больничном, — объявляет Клифф. — Студия перестроит график съемок, отснимут, что могут, без тебя. Режиссер надеется снять все твои сцены до лета.