Выбрать главу

— Ты снова выглядишь потерянной, детка, — говорит папа, когда я начинаю убирать беспорядок, засовываю карандаши обратно в коробку.

— Я так себя и чувствую, — признаю.

Он не предлагает мне совет. Я никогда не была любителем их слушать, если бы воспользовалась его советом год назад, то не оказалась бы в этой ситуации. Но не сожалею, несмотря ни на то, и он это знает. Независимо от того, что случилось, Мэдди появилась на свет, и она стоит любой секунды боли.

— Все мы делаем то, что должны, — говорит отец, располагая монету на столе передо мной. — Я иду спать.

— Спасибо, — благодарю. — Что приглядываешь за Мэдди.

— В любое время, — говорит он. — Мои девочки — мое все. У меня нет другого выбора.

6 глава  

Джонатан  

Есть одна особенность папарацци — они повсюду. Аэропорты, магазины, сидят снаружи зданий, скрываются вокруг отеля, чтобы сделать удачный кадр. Я ловил их, когда они взбирались по дереву, чтобы заглянуть в окно, и рылись в мусоре. Для чего? Кто знает? Но факт из жизни кого-то вроде меня — они всегда рядом, всегда наблюдают, и в девяти случаях из десяти, черт побери, имеют дурные намерения.

Я нахожусь в Беннетт-Ландинг уже двадцать четыре часа. Впервые за долгое время я провел целый день, не попав в их засаду. Но когда прохожу порог «Ландинг Инн» после десяти вечера, меня посещает интуитивное чувство, что за мной наблюдают.

Осматривая фойе, я вижу, как миссис Маклески выходит из кухни. На лице суровое выражение, направленное на меня.

— Мистер Каннингем.

Я киваю в приветствии, стараясь не поморщиться, когда она так меня зовет.

— Мэм.

— Уже поздно, — говорит она. — Ты ужинал?

Я качаю головой.

— Не жди, что я буду для тебя готовить, — причитает. — Хочешь есть, значит, приходи в приличное время.

— Да, мэм, — говорю тихо. Ей не нужно ухаживать за другими гостями, так как я тут единственный. Убедить ее поселить меня здесь, было достаточно сложно. Когда она узнала, что я арендую всю гостиницу на неопределенный срок, и больше никого не будет, то чуть не вышвырнула меня.

Единственная причина, почему не сделала это, потому что я выгляжу жалко.

— И не шуми, — ворчит. — Я иду спать.

— Да, мэм, — снова повторяю, направляясь на кухню. Не включаю свет. Достаточно освещения от парочки ночных фонарей снаружи. Я не ел особо с нечастного случая. Черт, если быть честным, у меня не было хорошего аппетита годами.

Открыв дверь холодильника, вижу маленькую тарелку на верхней полке, на которой несколько сэндвичей в обертке. Сверху лежит клочок бумаге с нацарапанным: «Не стоит благодарности!».

Беру сэндвич, откусывая кусок, пока поднимаюсь наверх, и слышу крик миссис Маклески:

— Накрошишь на ковер, будешь пылесосить!

— Да, мэм, — бормочу, покачивая головой и все еще жуя. Я никогда не переживал о таком явлении, как карма, но у меня есть чертовски странное предчувствие, что она меня настигла.

*** 

Утро.

Светит солнце.

Яркий свет просачивается через открытые жалюзи, переливаясь на тонких белых занавесках, согревая комнату. Я не спал больше, чем несколько минут время от времени, которые казались больше секундами, когда мои глаза закрывались, прежде чем реальность потрясала меня — реальность нахождения в этом городе, реальность того, что снова видел Кеннеди.

Раздается стук в дверь, но я игнорирую его. Еще нет и восьми утра, слишком рано для меня иметь дело с тем, что сегодня на повестке дня. Еще один стук, и затем дверь распахивается. Я накрываю левой рукой глаза и стону, когда вваливается миссис Маклески.

— К тебе посетитель, — объявляет она.

— Никто не знает, что я здесь.

— Кто-то знает или она бы не пришла сюда.

Она уходит, оставляя дверь открытой. Лежу в тишине мгновение, прежде чем поднимаю руку. Посетитель. Только один человек знает, что я в городе.

Кеннеди.

Поднявшись на ноги, выхожу из комнаты и спускаюсь вниз. Кеннеди стоит в фойе, одетая в рабочую форму, и выглядит нервной. Она замечает меня, из-за взгляда на ее лице чувствую чертову тяжесть в груди. Недоверие освещает ее глаза, как будто она ждет.

Ждет, что я облажаюсь.

Ждет, что я причиню ей боль.

— Привет, — говорю, останавливаясь в фойе перед ней. — Не ожидал так скоро тебя увидеть.

— Да, ну, знаешь, — бормочет она, не заканчивая мысль, отводя взгляд и оглядываясь вокруг, как будто ищет какой-то выход.

— Ты хочешь присесть? — предлагаю, указывая на диван, надеясь, что миссис Маклески не будет возражать.

— Нет, я не могу остаться. Просто кое-что тебе принесла.

— Ладно.

Она остается на месте, затихая на мгновение, закусив щеку изнутри, как она делала, когда мы были детьми. Детьми. Иногда я все еще считаю нас таковыми. Или ну, себя. Она выросла слишком быстро, а я? Никогда особо не пытался перерасти этого глупого восемнадцатилетнего парня с почти полным отсутствием морали и большими мечтами.

Потянувшись в задний карман, она вытаскивает конверт, на нем что-то написано красным карандашом.

Мой желудок ухает вниз.

— Это...?

Она кивает. Я даже не заканчиваю вопрос. С осторожность Кеннеди протягивает конверт, ее голос тихий:

— Я пообещала ей отправить его, но раз ты здесь...

— Спасибо, — говорю, уставившись на конверт. Он адресован Бризо. — Она...?

— Нет, — перебивает Кеннеди, понимая, что я пытался сказать. — Она не знает, что ты ее отец. Она, эм... Она считает, что герои реальны, неважно, сколько раз я пыталась объяснить, что они просто люди, и Мэдди смотрит на тебя, будто ты один из них. Она слишком юна, чтобы увидеть тебя в другом свете. Вот почему....

Кеннеди замолкает. Я понимаю, к чему она ведет. Вот почему ей так сложно дать мне шанс, потому что, если я окажусь кем-то, кроме как героем Мэдисон, это раздавит ее. И я понимаю, что она не имеет в виду в сценическом смысле. Никто не ждет, что я надену костюм и стану невидимым. Но у меня есть чертовски длинный послужной список, когда дело касается разочарования людей.

— Я понимаю, — говорю. — И знаю, что прошу многого, говоря о доверии...

— Но ты не сбежишь на это раз?

— Нет.

Я раздумываю, что это может разозлить ее — мое давление, но она протяжно выдыхает, ее поза становится более расслабленной.

— Я должна вернуться на работу. Просто хотела завезти тебе конверт.

— Ох, хорошо.

После ухода Кеннеди я открываю конверт и вытаскиваю листок, изучая его. Мэдисон нарисовала рисунок. Читаю слова, и моя грудь сжимается, глаза жжет, но, черт побери, я улыбаюсь как идиот. Не могу сдержаться.

— Ты похож на кота, поймавшего канарейку, — говорит миссис Маклески, вплывая в фойе, явно подслушивая.

— Да, она привезла это, — говорю, махнув листом. — Это от Мэдисон.

— Ах, малютка Мэдди, — говорит женщина. — Немного сложный ребенок, но чего ты хотел? Посмотри на ее родителей.

Групповые неприятности

Этот блокнот собственность Кеннеди Гарфилд  

Она дает тебе комиксы в среду днем.

Ты стоишь снаружи после занятий, ждешь, когда тебя заберут, когда девушка вытаскивает толстую стопку комиксов из сумки. Она три дня носила их с собой, собираясь с нервами отдать тебе.

Ты другой на этой неделе. Она чувствует. Молчалив, замкнут, тем не менее, твое присутствие ощущается больше, чем обычно. В твоих глазах злость, а челюсти напряжены. Ты едва на нее смотришь. Едва смотришь на людей.

Она сует тебе комиксы, и ты пялишься на них в замешательстве. Проходят секунды, прежде чем наступает момент узнавания. Ты бормочешь:

— Спасибо.

Вот и все.

Ты уходишь минуту спустя.

Не приходишь в школу на следующий день.