— Мне нужно еще что-то на «С», — говорит она, хотя на бумаге уже дюжина предметов. Старательная ученица.
— Снежинка, — предлагает Кеннеди, изучая листок, затем кладет руки обратно на стол, указывая на что-то. — Ты написала «свинья» неправильно. После «в» идет буква «и».
Мэдисон хмурится, хватает лист и убегает.
Как только она уходит, я делаю вторую попытку, потянувшись к рукам Кеннеди. На это раз она не убирает их при моем касании, и мои ладони накрывают ее.
— Почему ты делаешь это? — спрашивает тихо Кеннеди. — Прошло шесть лет, Джонатан. Шесть лет.
— Я понимаю, просто...
— Просто что? Предполагаешь, что я все еще тебя люблю?
— А ты любишь?
Кеннеди трясет головой, но это не отрицание. Больше похоже на раздражение, что я посмел такое спросить.
Снова вбегает Мэдисон, и я убираю руки.
— Как написать «свинью»? — спрашивает она, стирая слово на бумаге. Кеннеди объясняет, и Мэдди пишет его, прежде чем бросает ручку. — Сделано!
— Отличная работа, — хвалит Кеннеди. — Теперь можешь поиграть.
Мэдисон поворачивается ко мне.
— Хочешь поиграть?
— Конечно, — соглашаюсь, следуя в ее комнату, полагая, что лучше дать ее матери личного пространства, чем давить на нее и в итоге получить удар по лицу.
Я не переживаю за свою мужественность, поэтому не боюсь играть в куклы. Так что, когда Мэдисон сует мне Барби, я не отказываюсь. Покажу ей лучшую игру с Барби, если она того хочет.
Рассматриваю куклу, пока Мэдисон копается в коробке с игрушками. Она отличается от тех, с которыми играла моя сестра. Эта Барби больше похожа на ученого, чем на стриптизершу, вся одежда на ней, и волосы нетронуты.
— Нашла! — восклицает Мэдди, вытаскивая еще одну куклу. Замираю при виде знакомого бело-голубого костюма и копны светлых волос. Вы, должно быть, шутите.
Они сделали меня в виде куклы. Или, скорее, его. Бризо. Но это не фигурка, это кукла, как Кен.
— Я буду Бризо, а Барби будет Марианной, и ты будешь ею играть, — объявляет Мэдди, садясь на пол и похлопывая по дереву рядом с собой.
— Подожди, разве я не должен быть Бризо?
— Ты и так он все время, теперь мой черед.
Не могу спорить с этой логикой.
— У Барби не тот цвет волос, — говорю. — У тебя нет куклы Марианны?
— Нет, потому что она слишком дорогая, но ты ведь можешь притвориться.
— Верно, — отвечаю, хотя она внезапно смотрит скептически, будто сомневается в моих способностях. — Не переживай, я справлюсь.
Мэдди начинает. Я не знаю, что происходит, а ребенок не дает мне никакого направления игры, поэтому я импровизирую. Мэдди все быстро меняет, придумывая разные сюжетные повороты. Вот мы убегаем от каких-то плохих парней, как вдруг внезапно оказываемся в школе. Я выпускаюсь, мы оба становимся ветеринарами для ее мягких игрушек, и в следующую секунду меня выбирают президентом всего мира.
Это забавно. Мэдди забавная. Девчушка очень находчива. В конце концов, она отвлекается и откладывает куклу, чтобы порисовать снова. Она полностью погружена в свое занятия, будто в транс; я извиняюсь и ухожу, хотя не уверен, что она замечает. Взяв куклу Бризо, иду по коридору, заметив движение в соседней комнате.
Спальня Кеннеди.
Она сидит на краю кровати, переодетая из рабочей униформы в треники и майку, занятая тем, что собирает волосы. Останавливаюсь у двери, следя за ней из коридора и не делая попыток вторгнуться в личное пространство. Она насторожено смотрит на меня, взгляд фокусируется на кукле в моих руках.
Она смеется.
Да, она, черт побери, смеется.
— Мэдди заставила тебя ею играть? — спрашивает Кеннеди, кивая на куклу.
— Нет, на самом деле я был Барби, — отвечаю. — Не думаю, что она была впечатлена моими способностями, потому что вернулась к рисованию.
Еще один смешок.
Могу слушать этот звук вечно.
— Не принимай близко к сердцу, — заверяет Кеннеди, проходя мимо меня на выход из комнаты. — Уверена, у тебя получилось лучше, чем у меня. Обычно меня понижают до зрителей.
Кеннеди направляется в гостиную, а я с любопытством следую за ней. Там она садится на диван и включает телевизор, подобрав под себя ноги, и переключает каналы в тускло освещенной комнате. Солнце уже село, что означает, они скоро будут готовиться ко сну.
— Ты работаешь каждый день? — интересуюсь.
— Будние дни.
— Так выходные у тебя свободные?
— Обычно, — отвечает. — Работаю, пока Мэдди в подготовительной группе в саду.
— И чем занимаешься, когда не работаешь?
Она стреляет в меня взглядом, будто я идиот.
Полагаю, так и есть.
— Я должен уходить, — говорю, направляясь в спальню Мэдди, и вижу, что она все еще рисует. — Эй, Мэдди.
— А?
— Я ухожу.
Она перестает заниматься своими делами.
— Почему?
— Потому что уже поздно.
— Но почему ты не можешь остаться?
Потому что облажался годы назад и не уверен, смогу ли снова все исправить.
— Просто не могу, но я вернусь.
— Завтра?
— Эм, не завтра, но скоро.
— Насколько скоро?
— При первой возможности буду здесь.
— Хорошо, — отвечает она, возвращаясь к рисованию. — Пока!
— Пока, Мэдди.
Кеннеди с осторожностью за мной наблюдает, когда я вхожу в гостиную.
— Я должен вернуться в город утром, — объявляю, стоя у двери.
— Ты уже уезжаешь, — отвечает она резко, почти с обвинением в голосе. — Стоило догадаться.
— Я вернусь.
— Уверена, так и есть.
Не думаю, что она мне верит.
Как бы сильно мне не хотелось остаться и убедить ее, понимаю, что она не поверит мне, пока я не докажу. Поэтому покидаю их квартирку, прикрываю дверь и жду, пока Кеннеди не закроет на замок.
— Ну, надо же, мой любимый клиент...
Останавливаюсь в дверном проеме кухни миссис Маклески, когда слышу эти слова. Клифф. Утренний солнечный свет заливает первый этаж гостиницы, уже прогрев помещение до комфортного состояния, потому что старуха не доверяет кондиционерам. Клифф сидит за кухонным столом, поедая что-то похожее на омлет, а взгляд прикован к «БлэкБерри», лежащему возле тарелки.
Миссис Маклески занята мытьем посуды, оттирая сковородку, в которой, очевидно, готовила ему этим утром. Какого хрена?
— Ты говоришь обо мне? — спрашиваю, не уверенный полностью.
— О ком еще я могу говорить?
— Не знаю, — бормочу, усаживаясь напротив него. — О ком угодно.
Он смотрит на меня, тщательно изучая выражение лица. Знаю, что ищет признаки похмелья. Почти уверен, что выгляжу как дерьмо. Я даже не удосужился побриться. Но сегодня он ничего не увидит, никаких признаков. Хочу послать его ко всем чертям просто за эти мысли, но не могу винить за подозрительность.
Я все портил множество раз.
— Как дела? — спрашивает Клифф.
— Трезвый, — бормочу в ответ.
— Вижу это, — говорит. — А по-другому?
— Немного устал, — бросаю взгляд на его тарелку. — Немного голоден.
— Уверен, твоя прекрасная хозяйка будет счастлива покормить тебя.
— Нет, — вступает миссис Маклески. — Не буду.
— Или не будет, — продолжает Клифф, съедая последний кусок омлета и даже не удивляясь происходящему.
— Все нормально, — говорю. — Мне не нужна ничья забота. Могу сам справиться.
Клифф опускает свою вилку.
— Если бы это была правда, я бы потерял свою работу.
— Неважно. Что ты вообще здесь делаешь? Как узнал, где я остановился?
— Это маленький городок, — поясняет. — Не так уж много вариантов. Я здесь, потому что ты не отвечал на звонки, поэтому я засомневался, что ты помнишь про сегодняшний прием. Подумал, что могу составить компанию.
— Я помню, — отвечаю. — И спасибо.
— Но, кстати говоря, если бы ты, наконец, нанял нового ассистента, мне бы не пришлось переживать о твоем расписании. Прошел год с тех пор, как тебе кто-то помогал. Все еще не могу понять, почему ты уволил последнего паренька.