Джонатан поворачивается ко мне, его выражение лица суровое, когда он пытается сдержать гнев, но ему тяжело.
— Он? Вот с кем у тебя свидание? С ним ты встречаешься?
Начинаю отвечать, но он не позволяет мне.
— Невероятно, — Джонатан качает головой. — Как ты могла?
Из-за этих слов мне хочется защищаться.
— Извини?
— Он часть твоей жизни? Жизни Мэдисон? Иисус Христос, ты позволяешь ему быть рядом с ней? О чем, черт побери, ты думаешь?
— Нет, — отвечаю, вытягивая руку, чтобы остановить его поток слов. — Даже не думай говорить об этом.
— Ты должен прислушаться к леди, — встревает Дрю. — И заняться своими делами.
— Это мое гребаное дело, — выпаливает Джонатан, делая шаг к Дрю, все в нем внезапно излучает агрессию. — Мы говорим о моей дочери. Моей. И я не знаю, что ты сделал, чтобы стать частью их жизни, но ты также не получишь ее мать. Не получишь никого из них. Ты не можешь украсть мою гребную жизнь!
— Прекратите, — рычу, вставая между ними.
Джонатан яростно трясет головой, сжимая левую руку в кулак. Не думаю, что он собирается замахнуться, раз уже его правая рука в гипсе, но вижу, что хочет.
И не помогает то, что Дрю начинает смеяться. Изумление сквозит в его голосе, когда он произносит:
— Не могу украсть то, что и так доступно всякому желающему.
Это побуждает Джонатана действовать. Он направляется к Дрю, но я перекрываю ему путь. Толкаю его, сильно, заставляя отступить.
— Просто... уходи, Джонатан. Уходи!
Он смотрит на меня, у него суровое выражение лица, когда говорит:
— Не могу поверить.
Развернувшись, Джонатан уходит, оставив меня стоять на месте и закипать.
Невероятно.
Он не может поверить? Мне? Он ведет себя так, будто я неправа?
— Вижу, что он снова показался, — говорит Дрю. — Как долго он здесь?
— Эм, около двух недель, — бормочу, наблюдая, как Джонатан исчезает в ночи.
— Ты не упоминала.
— Не хотела говорить об этом, — поясняю. — Все еще не хочу.
— Достаточно справедливо, — Дрю хватает меня за плечо, нежно сжимая. — Как насчет того, что мы уйдем? Забудем о случившемся?
— Звучит здорово, — улыбаюсь ему, но знаю, что это дохлый номер, забыть не получится. Я чувствую, как моя кровь закипает. Хочу последовать за этим мужчиной в темноту и поставить его на место.
14 глава
Джонатан
Шаг вперед, пятьдесят шагов назад.
Вот как это чувствуется, будто меня опрокинули назад на задницу, когда я только нашел силы подняться.
Мой телефон лежит рядом со мной, когда я сижу на старом деревянном столе для пикника под покровом ночи, которая уже сгустилась вокруг парка. Это глупо. Я глупый. Нет, хуже... я слабый. Лист контактов открыт в телефоне, экран освещен, но я не хочу ни на что нажимать.
В моих руках тяжелая стеклянная бутылка виски. Не узнаю бренд. Схватил первую попавшуюся в магазине на пути сюда — что-то дешевое и крепкое.
Я почти могу почувствовать жжение.
Смотрю на нее.
И смотрю.
И, бл*дь, продолжаю смотреть.
Бутылка все еще запечатана.
Будет так легко откупорить ее и сделать глоток, заглушить боль, злость, мучение.
Схватившись за крышку, откупориваю ее, повреждая печать и ощущая сильный аромат жидкости, как вдруг мой телефон вибрирует на столе. Имя Джека высвечивается на экране. Вздохнув, я игнорирую, но он продолжает звонить.
Снова.
И снова.
— Черт побери, — бормочу, отвечая на четвертый звонок и сразу включая динамик.
— Всегда знал, что ты — боль в заднице, Джек. Но не осознавал, что ты экстрасенс.
Джек смеется.
— Что я могу сказать? Я чувствую, когда кто-то в беде. Возможно, во мне есть что-то от Йоды.
— Забавно, — бормочу.
— По правде говоря, я звоню поздравить тебя.
— С чем?
— За целую неделю не украсил собой ни один таблоид, — объясняет он. — Сегодня ходил в продуктовый и не увидел нигде твою уродливую рожу. Это сделало мой день.
— Рад, что могу сделать это для тебя, — отвечаю.
— Ценю это больше, чем ты можешь себе представить, — продолжает поддевать он. — Теперь расскажи, что я могу сделать для тебя.
Я медлю, глядя на бутылку.
— Ничего.
— Херня, — спорит он. — Попытайся снова.
— Знаешь, ты должен меня поддерживать и следовать моей воле.
— Повторюсь, херня. Если ты хотел, чтобы с тобой нянчились, то стоило выбрать кого-то другого в свои наставники. А не меня. Я не хожу на цыпочках вокруг взрослых мужиков, когда они пытаются утопить горе в бутылке.
— Да, ну, пошел ты.
— Выкладывай, Каннинг, — говорит Джек со смехом. — Расскажи мне, как большой мир обидел тебя.
Я не в настроении говорить, но знаю, что он не оставит эту тему, поэтому к черту все. Бормоча несвязно, я рассказываю ему о своем дерьмовом дне.
Он, молча, слушает, ждет, пока я закончу, прежде чем говорит:
— Ну, это отстойно.
Я горько смеюсь, потому что, так и есть. Это отстойно.
— Хотя это твоя вина, — добавляет он.
— Знаю, — бормочу.
— Знаешь? Потому что полагаю, поправь меня, если я не прав, но ты сидишь где-то в одиночестве, хандришь, желая утопить свои печали, как жертва.
Я оглядываю парк. Такое чувство, что он следит за мной.
— Серьезно? Ты экстрасенс?
— Нет, просто знаю тебя, — отвечает. — Иногда ты кусок дерьма, приносящий сам себе вред.
— Спасибо.
— Всегда, пожалуйста, — отвечает Джек. — Но знай, что большинство дней с тобой все нормально.
— Мило с твоей стороны.
— Слишком плохо, что твои фильмы отстой.
Это смешит меня.
— Да, слишком плохо.
— Но в любом случае, если ты покончил скулить о своей бедной жизни голливудского предмета обожания, я собираюсь вернуться к своей светской жизни троллинга в интернете и разнесению слухов о твоей персоне на разных сайтах.
— Сделай это, — говорю. — Спасибо, Джек.
— В любое время, Каннинг. Просто позвони мне в следующий раз. Моя чуйка не всегда срабатывает. Я разозлюсь, если ты напьешься, а у меня не будет шанса накричать на тебя сразу.
— Я позвоню, — отвечаю ему. — В следующий раз.
Шум будит меня, звук шагов по старой скрипучей лестнице вырывает из беспокойного сна. Пялюсь в потолок, пытаясь сморгнуть остатки сна, когда звук становится громче, ближе, а за дверью видны тени.
Дверь резко открывается и ударяется об стену. Свет из коридора заливает комнату, рассеивая темноту. Я морщусь, сажусь в кровати, пытаясь быть начеку, когда закрываю глаза.
— Какого черта?
— Ты имеешь наглость, — раздается голос, сопровождаемый гневной интонацией, очень гневной, на самом деле, отчего мне требуется пару секунд, чтобы узнать его.
— Кеннеди? — застигнутый врасплох, хлопаю глазами, когда она входит в комнату. Тени маскируют ее черты лица, но это она, точно... Она здесь, в полуметре от кровати. Потираю глаза, пытаясь полностью проснуться. — Боже, мне снится сон?
— Не могу поверить, — говорит она, подходя ближе. — Вот, что ты сказал мне. Что не можешь поверить. Но я не сделала ничего неправильного. Ничего.
Моргаю, пытаясь уловить смысл.
— Что?
— Что? Серьезно? Что? — она подбрасывает руки в воздухе, подходя еще ближе. — Ты ведешь себя так, будто я ужасный человек, будто сделала что-то чудовищное, чего ты не можешь понять. Но это не так. Я не делала ничего. Это не моя вина! Ты бросил меня, Джонатан!
— Я не...
— Да, ты сделал это!
Кеннеди стоит прямо напротив меня, так близко, что мне видно, как дрожат ее руки, когда она сжимает их в кулаки, а по ее лицу текут слезы. Оглядываюсь вокруг, пытаясь понять, сколько время, но не уверен, где лежит мой телефон, а рядом нет часов. Темно — кромешная тьма — поэтому делаю предположение, что уже за полночь.
— Ты бросила меня, Кеннеди, — говорю я, смотря снова на нее. — А не наоборот.