После перекура, Нина, проходя мимо охранников, сжалившись над здоровыми лбами, бессмысленно протирающими задницы, бросила на ходу:
— Эй, болезные, я там, пирогов напекла. Придите, кто-нибудь. Угощу, а то ведь похудеете, не дай бог, от такого напряжения. — Звонкий заливистый смех вновь наполнил больничный коридор.
— Нинок, чего ж ты такая жестокая женщина? — хохотнул Леха.
Промаявшись еще минут двадцать, Валера поднялся с места.
— Пойду, схожу за пирогами, — сказал он напарнику, — присмотри тут…
Леха махнул рукой.
— Да, ладно, прямо сейчас все психи разбегутся, пока ты до столовой дойдешь, сидят и ждут, когда же ты свой пост покинешь. Иди уже, а то Нинка все пироги доктору своему любимому скормит, известно, для кого старается. Мне с мясом, — крикнул он вслед Валере, уже во всю спешащему, не столько за пирогами, сколько сменить обстановку и лишний раз полюбоваться шикарной Нинкиной фигурой.
— Ну, что? Оголодал?! На, держи. Лехе, вон, с мясом, он, сладкие не любит. А тебе, и тех и тех положила. — Подавая Валере пластиковый контейнер, объясняла Нина. Валера, глубоко вдохнув, аромат, идущий от Нинкиного гостинца, даже причмокнул губами. Вкуснота!
— Ох, Нинок! Сокровище, ты, а не женщина! И готовишь и сама такая вся… — неотрывно глядя на пышный бюст, нахально выкатывающийся из выреза белого халата, проговорил Валера. Дыхание у него участилось, пульс зашкалило. Нина сердито зыркнула на не в меру ретивого поклонника.
— Смотри, глаза-то совсем повыкатываются, не соберешь потом, — насмешливо сказала она. — Ишь, уставился. Забирай пироги и топай. Ухажер нашелся.
Не в силах совладать, с охватившими его чувствами, Валера, проигнорировав слова предмета своей страсти, протянул, подрагивающие руки к возбуждающе-манящим телесам.
— Сейчас, как дам, мало не покажется! — прикрикнула Нина, замахнувшись поварешкой, на объятого страстью охранника. — Тоже мне, разошелся! У меня рука тяжелая, не сомневайся — враз вылетишь отсюда, похотливый кобелина! Ой, глазки-то блестят! Иди уже!
Тяжело вздохнув, Валера взял контейнер с пирогами и поплелся к выходу из столовой. Нет в жизни счастья, ну да ладно, хоть поедя сейчас с Лехой. И то радость.
— Давай, давай, Ромео! Все одним местом думаете, — крикнула повариха, вслед незадачливому воздыхателю. — Сокровище, а не женщина! — передразнила она и закатилась в очередном приступе неудержимого хохота. — Ой, не могу! Чего только не придумают, лишь бы своего добиться.
Степан Андреевич, разложил перед собой на столе истории болезни пациентов лечебницы. Предстояла процедура отбора нескольких кандидатур на повторное психиатрическое освидетельствование. Какие-то умники, там наверху, решили, что, раз пациенты проходят лечение с применением новейших методик и препаратов, то, оно непременно должно давать результат и, по крайней мере, хотя бы часть этих самых пациентов, должна излечиться. И те, кто излечился, могут вновь, став психически здоровыми, превратиться в законопослушных членов общества. Как сказал бы человек, не имеющий отношения к медицине, из сумасшедших, стать нормальными.
Шиш, вам! Сказал бы на это Степан Андреевич Любомиров, психиатр, с почти двадцатилетним опытом врачебной практики. Не станут эти люди нормальными, вменяемыми и, самое главное, не представляющими опасности для остальных граждан никогда в жизни. Пусть не совсем профессионально, зато, честно. Любомиров знал это, совершенно точно. И никто не смог бы переубедить его в обратном. Невозможно! Если мозг человека устроен так, что ему доставляет удовольствие причинять боль, видеть мучения и совершать насилие, то, хоть какие методики не применяй, какими пилюлями его не пичкай, таким он и останется. Выйдет «на волю», перестанет пить лекарства, и привет. Малейший срыв, случайный толчок, потрясение, и все. Вновь, вернется тот прежний, убийца, насильник, садист, психопат, одним словом тот кем он был до того как попал в лечебницу. Все годы лечения окажутся пустой тратой времени.
В кино часто показывают, как психолог или психиатр, гуманист, человеколюбец и «врач от бога», не жалея сил, пытается, путем постижения сути проблемы, проникновения в разум пациента, превратить какого-нибудь маньяка-убийцу в белого пушистика. Чушь! Любомиров такие фильмы считал полным бредом, предназначенным исключительно для непосвященных, легковерных. Для любителей историй о чудесных исцелениях и врачах, умеющих творить чудеса, на уровне самого господа бога. Чудовище, оно и останется чудовищем, сколько ты не старайся, и чего ты ни делай. Кто-то скажет жестоко, непрофессионально, врач должен исполнять свой долг, «сражаться» за пациента, верить в благополучный результат своего лечения. Нет, нет, и еще раз нет. Степан Андреевич категорически не был согласен с этим. В любой другой области медицины да, но не в психиатрии. Своих пациентов он рассматривал, исключительно, как подопытных кроликов, материал для научных исследований. Работая с ними, наблюдая, беседуя, он пытался разобраться в самой природе возникновения отклонений в психике. Понять, что именно приводит к появлению этих отклонений. Откуда и по какой причине у отдельных человеческих особей возникает непреодолимая тяга совершать чудовищные вещи, в качестве получения источника наслаждения и удовлетворения. Помочь им излечиться он не пытался. Те, кто уже находились в стенах данного заведения и других подобных ему, были безнадежны. Они не должны были покинуть стен своих лечебниц никогда. Они, по мнению Любомирова, были даже не больны, в общепринятом смысле этого слова. Все дело в том, что их мозг работает не так, как у большинства людей. Другое восприятие мира, другие наклонности и потребности. И, с этим ничего уже не сделаешь. Своей главной задачей психиатр считал понять, причину, почему же мозг этих представителей человечества «настроен» именно так и можно ли заранее предугадать и предотвратить возникновение подобных случаев. Искал способ «предотвращения пожара», до того момента, когда пламя уже разгорелось, что бы поглотить и уничтожить все вокруг себя.