Катенька замолчала. Андрей говорил правду, и она не осмеливалась это отрицать. Вдруг молодая женщина почувствовала, как рука мужа опустилась ей на плечо.
— Конечно, это совершеннейшая ложь, — услышала она его спокойный голос. — И за нее лжецу придется отвечать.
— Что? — крикнул Лопухин.
— Да, отвечать. Отвечать перед дулом пистолета.
— О нет… — беспомощно прошептала Катенька, потеряв внезапно все силы и прислонившись плечом к Алексею.
— Ну уж нет, — прошипел Лопухин. — Нет! Ради чего? Ради кого? Перед кем мне здесь отвечать? Честь моя от этого не пострадает. Ведь вы же никому не станете рассказывать об этом, — рассмеялся он. — Ведь тут замешана ваша жена, и ради ее репутации вы не придадите огласке этот инцидент. Я не собираюсь рисковать жизнью ради… ради…
— Ради?.. — осторожно переспросил Долентовский.
— Ради… — но продолжить он не осмелился.
Фыркнув от досады и не дожидаясь ответа, Лопухин вылетел прочь из гостиной и из этого дома уже навсегда.
— Теперь он не вернется… — Алексей нежно обнял жену и привлек ее к себе. — Никогда не вернется, будь уверена…
— Ах!.. — в смятении она отодвинулась от мужа, а потом вдруг кинулась бежать.
— Катенька! — крикнул он. — Что с тобой? — он бросился за нею следом.
Ей было стыдно, невыносимо стыдно своей глупости. Стыдно того, что этот человек осмелился явиться в ее дом и заявлять на нее права. И ведь он делал это не без оснований… Она подала ему надежду, она почти обещала ему все! И какое же счастье, что Катерина не успела опозорить себя окончательно этой низкой связью! А ведь он — дурной человек. Такой мог воспользоваться ею в любой момент, и просто чудо, что он ни разу не пожелал применить к ней силу…
— Что с тобой? — Алексей настиг ее довольно быстро и, остановив, обернул к себе. — Что случилось?
— Я недостойна тебя, недостойна… — почти всхлипывала она. — Как я могла!..
— Успокойся, ну, успокойся… Ангел мой… Ты достойна не только меня, ты достойна всего самого лучшего, а я, боюсь, далеко не самое лучшее… Иначе бы не допустил такому негодяю общаться с тобой…
Катенька заплакала.
— Не плачь, успокойся, — продолжал говорить он, обнимая жену.
Но она, не слушая, вырвалась из его рук прочь и кинулась к столу. Неловким движением Катенька задела старую шкатулку, стоявшую на ней. Та упала с сильным грохотом на пол, и от нее отлетело дно.
— Катенька, не вини себя, — Алексей не знал, как успокоить жену. — У меня сердце разрывается от твоих страданий… Не надо! Не мучай ни себя, ни меня, любимая…
— Ты и вправду прощаешь меня?
— Мне не за что тебя прощать.
— И ты совершенно уверен в моей невиновности перед тобой? Как ты можешь верить моим словам? Ведь я обманывала тебя!
— Я знал! Я просто все знал! Я никогда не оставлял тебя в полном одиночестве и всегда был рядом. Этот человек, даже если бы и захотел что-либо сделать… Даже если бы ты захотела изменить мне сама, то я бы остановил тебя!
— Ты все знал? — не веря, переспросила она. — Но как?
— Прости, но…
— Ты следил за мной?
— Можно и так сказать… Но прости меня…
Катенька, в одно мгновение остановившись, замолчала.
— Любимая… — он сморщился, как от боли, — прости…
— Нет.
— Что? — вздрогнул Алексей.
— Нет, — она покачала головой.
Алексей отодвинулся:
— Нет?
— Ты не должен этого делать, ведь тебе не за что просить прощения, — она с такой любовью смотрела на него, что у него перехватило дыхание.
С плеч Алексея упала страшная тяжесть. Он радостно улыбнулся:
— Так мы квиты?
Катенька счастливо рассмеялась.
— Ты уронила шкатулку, — вдруг заметил Алексей. — И она, кажется, разбилась.
Они оба опустились на пол перед шкатулкой и стали перебирать обломки.
— Ты посмотри, что я тут нашла! — воскликнула вдруг Катенька.
— Что там?
— Еще одна бумага. Она была спрятана под… под потайным дном!
— Под потайным дном? Какая странность… — удивился он.
— Но что это за бумага? Будто бы завещание, — озадаченно протянула она, вертя в руках и пристально рассматривая найденную бумагу.
— Завещание? — Алексей взял бумагу, которую подала ему жена в руки. — Что здесь написано?
Молодые люди поднялись и подошли к свету.
— Ну-ка… Довольно неразборчиво написано… — заметил он.
Алексей, не веря глазам своим, читал старинный свиток.
«Ноября месяца 1735 года, третьего дня. Я, помещик N-ского уезда Григорий Долентовский, сын Федоров, как страдающий болезнью и чувствующий слабость сил, пользуясь, однако, умственным сознанием, чиню настоящим последнее свое распоряжение и признание. Оставляю все имение свое брату моему Федору Долентовскому, сыну Федорову. И признаюсь тут в том, что жена моя Екатерина, урожденная Несвицкая, приняла смерть от моей руки июля сего года двадцать первого дня. В смерти ее виновен я, хотя причинил ее не по умыслу, а по неосторожности и из сильного гнева. Теперь же, находясь при смертном одре, душевно в сем каюсь и молюсь лишь о том, чтобы Господь даровал мне прощение. Свидетелем сего и исповедником моим отец Иоанн, чьею рукою и писано сие».
Далее была еще приписка от отца Иоанна. Говорилось там вот что:
«По прочтении сего распоряжения велено било мне братом покойного Федором спрятать сей документ. А равно и бумаги покойной госпожи Долентовской, и портреты супругов, и аграф яшмовый госпожи сей убиенной, с которым раб Божий Григорий не расставался во все дни свои последние. Все сложил я в шкатулку, и нынче же скрою ее от людских глаз в любом угодном месте, как то мне было велено. Не сказано же было и предавать огласке то, что господин Долентовский извел свою жену черным душегубством. Припишу еще, что раскаяние раба Божьего Григория было искренним и чистосердечным, и надеюсь душевно, что и моими молитвами душа его успокоится. Не успел только раб Божий поведать, где сокрыл покойницу. Черная немочь извела его в три дня, и поистине счастием и руцей[3]Провидения почел я то, что успел он исповедоваться и причаститься. Значит сие, что прощение для него возможно, о чем буду еще молиться. Отец Иоанн, 1735 года, ноября, шестого дня».
— О Господи… Вот и ответ… — Долентовский поднял глаза на жену.
— Какая страшная правда… — потерянно прошептала Катенька.
Алексей положил бумагу на стол и порывисто притянул жену к себе. Он ощутил огромное желание чувствовать биение ее сердца рядом со своим. И чтобы так было всегда, чтобы никогда он не осмелился причинить ей боль и зло ни вольно, ни невольно!
— Любимый… — услышал он нежный шепот около своего уха.
Губы его нашли ее мягкие разомкнутые губы.
— Любимая моя… — ответил он губам и прижался к ним самым нежным поцелуем, на который был способен.
Эпилог
В конце лета того же богатого событиями года старая часть дома была сломана. У стены, выходящей в сад, работники нашли тело, по всему видно уже давно лежавшее в земле и закопанное туда уже после постройки дома. То была женщина. На ней сохранились остатки платья и того покрова, в который тело было когда-то укутано. Алексей хотел было скрыть эту страшную находку от жены, но после рассудил, что ей надо об этом рассказать. Ведь именно ей являлся призрак, и являлся он в стенах старой горницы. Несомненно, это была неприкаянная душа Катерины Николаевны, жены Григория, которую тот убил, как он писал, «по неосторожности и из сильного гнева».
После сельский священник отслужил заупокойную, и тело предали земле по христианскому обряду.
…В который раз Алексей подумал тогда о собственном везении и о своей любви. Приведись ему потерять Катеньку, он бы долго не протянул. А если бы не умер телесно, то умер бы в душе.