- Обойдусь, - спокойно сказала Милана. - Франко, я больше не люблю тебя. Ты должен это понять. Я не кукла, не вещь, которой ты можешь безраздельно владеть. У меня есть чувства, душа, наконец. Ты должен с этим считаться.
- У меня тоже есть чувства и душа, - я взял Милану за руку, стал нежно целовать тонкие, нервные пальцы, что не предусматривалось в сценарии. - Люблю тебя так, как никто никогда не будет любить.
Милана чуть заметно растерялась от моей отсебятины, но быстро нашлась. В глазах зажёгся неподдельный интерес.
- Если ты меня по-прежнему любишь, то отпустишь, - сказала она по сценарию.
- Никогда в жизни! Я его пристрелю.
- Даже, если ты его убьёшь, не сможешь вернуть меня! - произнесла Милана свой текст. - И закончишь свою жизнь на электрическом стуле!
- Белла, ты бы с удовольствием посмотрела бы, как меня на нем поджаривают? А?
- Я этого не говорила.
- Но представила. В твоей любви ко мне всегда был элемент садизма. Тебе нравилось меня мучить. До смерти.
- Стоп! - крикнул Верхоланцев.
Я встал из-за столика и мрачно проговорил, делая вид, что смущён:
- Извините меня за самодеятельность. Этого больше не повторится.
- Дурак ты, Верстовский, - проговорил главреж снисходительно. - Именно так и будем снимать. Кирилл, приготовься, - обратился он к оператору. - Повторить сможешь? - спросил он уже меня.
Я кивнул, сел за столик. Возле Миланы суетились гримёры, поправляя грим взмахами больших кистей. Я не понимал, зачем это делать, она выглядела сногсшибательно. Я объяснялся в любви на глазах её мужа-режиссёра, мысленно заключив себя и Милану в цилиндр с зеркальными стенами, в которых отражались только мои чувства. И ощущал необыкновенную лёгкость и гармонию. Мы повторили весь диалог, я дошёл до слов любви, взял её руку и опять стал нежно целовать.
- Стоп! - заорал Верхоланцев, заставив меня вздрогнуть. - Откуда посторонние на съёмочной площадке! Немедленно убирайтесь!
В дверях нарисовалось двое рослых широкоплечих молодцов в сопровождении Розенштейна, выглядевшим на их фоне карликом.
- В чем дело, Давид? - удивился Верхоланцев.
- Мельгунов приехал. Быстро все организуй для съёмок. Он долго ждать не будет.
- Пошёл он в задницу! - проорал Верхоланцев. - Пусть уматывает обратно на свои Канары, ублюдок!
Розенштейн, схватив его за рукав, отвёл в сторону, они начали громко ругаться. К нам подскочил перепуганный, иссиня-бледный как покойник, Лифшиц и быстро, запинаясь от волнения, пролепетал:
- Милана Алексеевна, останьтесь. Олег, вам придётся выйти.
- Может мне домой уехать? - поинтересовался я с долей иронии.
- Нет-нет, вы можете понадобиться. Не уходите далеко.
На лице Миланы появилась брезгливая гримаса. Продолжив линию её взгляда, я обнаружил в проёме двери брюнета в гавайской рубашке, с накинутым на плечи розовым пиджаком с набивным рисунком из цапель. Он нежно держал за руку смазливого белобрысого юношу с еле пробивающимися усиками, одетого в тёмную рубашку с ярко-алыми всполохами,
- Быстро освободить помещение! - услышал я чей-то зычный голос. - И проветрить! Немедленно! Почему дерьмом воняет?
В середине площадки возвышался бугай в мешковатом костюме и тёмных очках. Безумно хотелось сказать, что до того, как на площадке появились новые персонажи, воздух был приятный и вполне свежий. К брюнету подскочил кто-то из обслуживающего персонала с серебряным подносом, на котором стояла фарфоровая чашечка и высокий стакан с ярко-оранжевой жидкостью. Мельгунов манерным движением снял чашечку и поднёс к губам. Вокруг него засуетилась куча народа.
- Убрать всех фотографов! - гаркнул один из сопровождающих Мельгунова орангутангов. - Быстро!
Мельгунов аккуратно поставил чашечку на поднос и, нежно взглянув на юношу, медленно пошёл в сторону громко матерящихся режиссёра и продюсера. Остановился поодаль, и, наклонив голову, понаблюдал за их бурным диалогом.
- Дмитрий Сергеевич, дорогой, я так рад тебя видеть! - заявил он, вызывая тошноту наигранностью.
Верхоланцев замолчал и, бросив гневный взгляд на Мельгунова, процедил сквозь зубы:
- Кажется, Игорь Евгеньевич, ты сильно болен. Или я ошибаюсь?
- Да, я был очень болен. И документ имеется, - сказал Мельгунов с придыханием, доставая из кармана расфуфыренного пиджака сложенный лист. - Посмотри, тут все. Очень надеюсь, что тебя это удовлетворит.
Верхоланцев выхватил из рук Мельгунова бумагу, развернув, пробежал глазами. Было видно, он на взводе. Готов разорвать бумажку на мелкие клочки и бросить в физиономию новоприбывшего премьера.