- Давид, ты охренел? - фыркнул Верхоланцев. - Мы ни черта не успеем, ни свет поставить, ни мизансцены выстроить. Что за дела?! Вы за кого меня, твою мать, принимаете?! Я вам что, пешка вам что ли?! - грозно проорал он, покрываясь красными пятнами.
- Дима, ну что ты. Успеем, - примирительно забормотал Розенштейн. - У нас же один павильон подготовлен. Гостиная, там все уже отлично. Сцена небольшая. Ну, осветим все равномерно, - предложил он осторожно.
- Ладно, делайте, что хотите, - Верхоланцев устало откинулся на спинку инвалидной коляски и прикрыл глаза.
Мельгунов и Розенштейн встали и прошествовали сквозь меня, будто я - пустое место.
Машинально я проводил взглядом спину Мельгунова, и внезапно вспомнил, что так и не выполнил поручения Екатерины.
- Игорь Евгеньевич, - надев на лицо фальшивую улыбку, я остановил премьера.
- Да? - он медленно повернулся ко мне.
- Для моей знакомой оставьте ваш автограф, пожалуйста, - я протянул порядком истрепавшуюся фотографию, которую дала Екатерина.
Смерив меня презрительным взором, премьер надменно изрёк:
- Сто баксов.
- Чего? - нахмурился я.
- Мой автограф стоит сто долларов, - отчеканил он, задрав нос.
Я мысленно выругался, но полез за бумажником, вытащив три бумажки, протянул ему. Мельгунов кончиками пальцев выхватил купюры, небрежно сунул в карман, изящным движением вынул изысканную перьевую ручку с корпусом под цвет циферблата его часов и ярко блестевшим камешком на зажиме.
- Для кого? - деловито поинтересовался он.
- Для Екатерины Павловны.
Каллиграфическим почерком он нанёс на обратной стороне надпись, размашисто расписался, и отдал мне.
- Игорь Евгеньевич, она ещё просила вам передать письмо, - я изо всех сил старался придать голосу искреннюю любезность.
Мельгунов взял брезгливо конверт, демонстративно разорвал на мелкие клочки и бросил в урну.
- Что-то ещё? - поинтересовался он.
- Нет, больше ничего, благодарю вас.
Меня подмывало съездить ему в морду, и стоило огромных трудов взять себя в руки. Мельгунов развернулся и лёгкой походкой проследовал в коридор. Обернувшись, я заметил на лице Верхоланцева такую гадливость, будто он случайно наступил в дерьмо.
- Олег, иди сюда, - он поманил меня, указывая на стул, где только что сидел Мельгунов. - Поговорить надо.
- Да я и так все слышал, - с иронией сообщил я, усаживаясь напротив него.
Верхоланцев усмехнулся в усы.
- Слушай, что я придумал. Семён напишет сцену, где вы ссоритесь с этим козлом, ты случайно ранишь Милану, суд, пожизненный приговор. А потом мы устроим тебе побег из тюрьмы. И куча всяких сцен. Все, что запланировали. А этот мудак знать не должен. Семён, ты согласен?
Сценарист понимающе кивнул, и сделал пометку в блокнотике. Почему это Верхоланцев так заботится обо мне? Решил насолить Мельгунову, который ему надоел? Или по какой-то другой, не ясной мне, причине?
- Не вешай нос, Верстовский! - весело бросил Верхоланцев. - Этот ублюдок для всех заноза в заднице. Отдыхай!
Я встал, но на секунду замешкался, беспокойство о Милане не отпускало меня. Верхоланцев, перехватил мой взгляд, и всё понял:
- С Миланой все в порядке. Ты что думаешь, она в первый раз вены-то режет? Так-то. Иди.
Так, значит, Милана не стала рассказывать о нашей поездке на остров и встрече со странными людьми. Это к лучшему, вряд ли главрежа это порадовало бы.
Как только вышел в коридор, тут же наткнулся на Лифшица.
- Олег, быстро переодевайся и дуй в павильон, - он схватил меня за пиджак.
- Зачем? - не понял я. - Разве уже все подготовили?
- Нет, поучаствуешь в реалити-шоу.
- Юра, я не в состоянии. Понимаешь, черт возьми?! Я весь день крутился, как белка в колесе. Посмотри на меня. Устал, как собака.
- Ой-ой-ой, он устал, - с наигранным сочувствием бросил Лифшиц и подтолкнул меня в спину в сторону гардеробной. - Не выпендривайся.
Я лишь тяжело вздохнул, но подчинился. Не успел я войти в «город», как на меня наткнулся запыхавшийся официант из бара Влада, толстый увалень с круглым, добродушным лицом с веснушками
- Хозяин, срочно хочет вас видеть.
Быстро добравшись до бара, я вошёл внутрь. Влад стоял за стойкой, делая вид, что протирает стаканы. Сделал мне знак, и мы спустились в погреб, где по стенам шли дубовые стеллажи, забитые старыми бутылками вина.
- Крис, поможешь нам?
- Что случилось-то?
- Ребят надо освободить, - заговорщически объяснил он. - Пойдёшь с нами?
Этого ещё не хватало! Участвовать в акции сейчас, после того, как я вымотался днём! Я взглянул на него исподлобья, подошёл к полке и сделал вид, что с интересом рассматриваю наклейку на бутылке, на которой ясно пропечатался год: «1946».