— Я найду его. Обязательно, — почти шептал Лифшиц.
Я аккуратно доел бифштекс, посетовав, что пришлось давиться гадостью, а не лакомиться изумительной жареной свининой, которую приготовила на обед Екатерина Павловна, встал и театрально возник около столика, за которым сидело двое комичных персонажей.
— Вам не стоит искать Северцева, — произнёс я спокойно. — Он умер. Я труп его нашёл в пещере на берегу. Позвоните в местное отделение полиции.
И с удовольствием понаблюдал за реакцией обоих собеседников. Молодой человек замер, побледнел, и на его вытянувшемся лице отразился нескрываемый ужас. Коротыш набычился и, не поднимая головы, бросил искоса злобный взгляд на меня. Довольный произведённым эффектом я вышел из кафе и направился к входу в дендрарий. Но меня поджидал чудовищный облом.
— Кино снимають, — услышал я надтреснутый, старческий голос за спиной. — Почитай второй день уже. Вот и закрыто для посещения.
Я обернулся, обнаружив маленькую, худенькую старушку с лицом, похожим на печёное яблоко, в архаичном, совсем не по моде платье, кокетливой шляпкой с вуалью, и кружевным зонтиком от солнца.
— А кто снимает? — заинтересованно спросил я.
— Откуда ж мне знать-то? — удивилась старушенция.
— Я думал, вы тоже снимаетесь, — объяснил я.
— Да. В массовке, — игриво подтвердила она, поправляя шляпку. — По двести пятьдесят рублёв платют. Какая-никакая прибавка к пенсии.
Я лишь скрипнул зубами от досады. День прошёл абсолютно впустую.
3.
— Ну как нравится? — спросила Екатерина Павловна.
— Да, очень вкусно, — ответил я совершенно искренне.
После облома с дендрарием я вернулся домой, успел к ужину и теперь наслаждался яствами, которые приготовила хозяйка.
— Как прошёл день? — спросила она, накладывая мне ещё салата.
— Нормально. Много времени потерял. Пока полицию ждал, — ляпнул я, совершенно не подумав и осёкся.
— Полицию? — Сергей удосужился поднять от тарелки глаза и взглянуть на меня. — А зачем вы её ждали?
Я замешкался, ругая себя за длинный язык, на чем свет стоит.
— Я нашёл тело в пещере. На берегу, — пояснил я. — Полицию вызвал. Они ехали очень долго, будто из Австралии.
— Утопленник? — спросил Сергей.
— Вряд ли.
— Выяснили, кто это? — спросила Екатерина.
— Да. Актёр Григорий Северцев. Снимался здесь, в вашем городе. Пропал пару дней назад.
— Северцев? Как жалко, — проговорила Екатерина дрогнувшим голосом. — Такой хороший актёр. Что же случилось, вы не поняли, Олег?
— Нет, — на этот раз мне удалось соврать.
— Теперь у вас появился сенсационный материал, — ядовито прокомментировал Сергей. — Можете заняться частным расследованием.
Я бросил на него ироничный взгляд и спокойно пояснил:
— Я не собираюсь этого делать. Я здесь не для этого.
— Сергей, ты позвонил заведующей библиотекой по поводу материалов, связанных с историей маяка? — поинтересовалась Екатерина. — Чтобы Олег мог получить доступ?
— Нет, не успел, — буркнул хмуро Сергей.
Я хотел сказать, что в этом нет необходимости, потому что на маяке нет никаких привидений, а есть вполне осязаемые, живые люди, но прикусил язык.
— Обязательно позвони, — сказала Екатерина строго.
— Хорошо, — пробурчал Сергей.
Я уже собирался выйти из-за стола, как услышал странный шум. Осмотрелся — люстра мерно раскачивалась из стороны в сторону, как маятник, в серванте блюдца, чашки начали дребезжать, подскакивая на полках.
— Землетрясение? — спросил я, и вдруг заметил испуганный взгляд Екатерины.
— Дети, быстро на улицу! — крикнула она.
Вадим схватил маленькую Ирочку и бросился к двери. По косяку, будто по бикфордову шнуру, весело пробежал ослепительно яркий огонёк, дверь вспыхнула, как факел. Из стыков стен, плинтуса, карниза одновременно вырвались языки пламени, будто раскалённые струи расплавленной стали, расчертив поверхность на равные, пылающие квадраты. Екатерина, не растерявшись, вытащила пару одеял, сунув одно из них мне в руки. Дверцы серванта сами собой открылись, начала вылетать посуда и разбиваться о стены с жалобным звоном, усыпав пол мелкими осколками. Стол и стулья хаотично двигались, подпрыгивая на месте.
Мы с Екатериной метались по кухне, пытаясь усмирить огненное чудовище, а Сергей, уставившись в одну точку, замер в круге пляшущих языков пламени, бьющейся с грохотом посуды. На его лице возникло обречённое выражение, будто он смирился с тем, что пришёл его последний час. Вакханалия продолжалась буквально пару минут, потом огонь сам собой начал слабеть, затухать, исчез, как будто его и не было. Вся посуда уже лежала в виде россыпи мелких осколков на полу. Я вздохнул с облегчением, но тут погас свет. Я слышал, как Екатерина шарит по ящикам.