— Олежек, все в порядке?
— Да, все отлично, — сказал я. — Я его поймал.
Мы отдыхали с Миланой на веранде отеля, наблюдая закат — солнце раскрасило облака размашистыми золотисто-алыми мазками, словно диковинная жар-птица пронеслась вихрем по небу и упала в залив, оставив след из сияющих перьев. Запах морской воды, аромат свежеиспечённых булочек и кофе рождал упоительную смесь, наполнявшую мою душу умиротворением. Я нашёл убийцу Северцева, закончил изнуряющие съёмки и увезу отсюда бесценный приз — прекрасную женщину, которую боготворю.
Милана взяла очередное пирожное, поднесла к губам, перепачкавшись в сахарной пудре. Последний лучи солнца позолотили её точёный силуэт мраморной статуи. Мысленно лаская, словно мягкой кисточкой я обводил её нежный овал лица, рельефные скулы, нежные губы, изгиб лебединой шеи, изящную линию плеч, хрупкие ключицы с маленькой родинкой, выпуклые яблоки грудей, тонкую талию.
— Что ты на меня так смотришь? — спросила она.
— Любуюсь. Ты такая красивая. Если бы я был художником, писал бы с тебя картины. Только с тебя.
Она тихо засмеялась, положила пирожное и, заложив руки на голову, взглянула на темнеющее небо.
— Господи, если бы ты знал, какое облегчение я испытываю. Но все равно, Олег, ты не должен был так рисковать. Было совершенно не обязательно ждать этого мерзавца самому, — с мягким укором произнесла она. — А если бы он пришёл с оружием?
— Меня снедало безумное любопытство. Хотел подтвердить свою догадку. Ну, к опасности я привык.
— Хвастунишка! — воскликнула она задорно, но потом серьёзно добавила: — И Дмитрию надо было сообщить тоже. Он мог бы сыграть не хуже меня. Он — хороший актёр.
— У меня оставались сомнения на его счёт. Хотел увидеть его истинную реакцию. И понял, он тебя очень любит, — проговорил я, бросив изучающий взгляд на свою милую собеседницу.
— Нет, Олег, это не любовь. Я ему дорога, мы так долго вместе. Но любовь прошла давно. Он мне часто изменял. Правда, старался деликатно скрыть, но я чувствовала. Конечно, он испугался за меня. Боялся потерять, но это не любовь, увы.
— Я прекрасно помню, как он изводил меня своей ревностью. Мне даже кошмар приснился — он зверски избивает меня, когда находит в твоей постели. И кричит при этом, что убьёт меня так же, как Северцева.
— Но теперь ты понимаешь, наконец, что убить Гришу он не мог? Да и не было у меня с Гришей ничего. Он очень любил Юлечку.
— Да, кстати, — я вспомнил про видение. — Я разобрался, в чем состояло родовое заклятье, которого боялся Григорий. Если у мужчины до сорока двух лет не рождался ребёнок, он умирал. Поэтому мой дед так прожил долго, до восьмидесяти пяти. У него трое детей было.
— А Гриша не успел, — пробормотала как-то странно Милана. — Олег, а у тебя дети есть?
— Нет. Я же тебе рассказывал. Моя жена погибла вместе с моим сыном. Больше я не женился.
— Ну, это необязательно. Можно и вне брака иметь.
— Милана, я стараюсь за этим следить. Мне лишние неприятности, алименты на детей ни к чему. А почему ты спрашиваешь?
Она помолчала, и печально ответила:
— Олег, у нас ведь детей с тобой не будет никогда. Ты ведь знаешь.
— Господи, да и Бог с ними, ну если хочешь, усыновим. Возьмём из детдома. Это не проблема.
— До тебя доходит, как до жирафа, — в голосе Миланы послышались раздражённые нотки. — Ты же принадлежишь тому же роду, что и Григорий. Ну, если он действительно твой троюродный брат.
Я откинулся на спинку стула, задумался. Милана права. Конечно, в родовые проклятья я не верил, раньше, по крайней мере. Но встреча с Кастильским изменила мою точку зрения на этот счёт. Я взял с подноса булочку, откусил кусочек, запил кофе.
— Ладно, все эти проклятья — хрень собачья. Не заморачивайся. Ты же сама в это никогда не верила. Чего сейчас боишься?
Милана нахмурилась, достала из пачки сигарету — верный признак того, что нервничает.
— Олег, я верю в проклятья. Артисты — народ очень суеверный. Но я не хотела выглядеть в твоих глазах дурочкой.
— Милана, — я нежно погладил её по руке. — Это случайное совпадение. Если бы Григорий не ввязался в неприятную историю, этот мерзавец его не заказал бы. Гришка до ста лет мог прожить, и наплевал бы на все проклятья.
— Возможно, — не стала спорить Милана. — Олег, как ты все-таки понял, что всем верховодит Розенштейн?
— Я и раньше догадывался, но затем получил подтверждение от него самого — подслушал разговор Мельгунова и Розенштейна. Они страшно ругались, пыль столбом стояла. Мельгунов был в ярости, я думал, его удар хватит, — насмешливо объяснил я.