— И чем же он был так не доволен на этот раз?
— Он орал: «Ты опять обманул меня, как с Северцевым! Подсунул Милану вместо Верхоланцева! За что я плачу тебе такие бабки! Ты решаешь за мой счёт свои проблемы!», — театрально кривляясь, проговорил я. — А Розенштейн ему возразил, мол: «Я и твои проблемы решаю. Так что заткнись и бери, что есть». А Мельгунов громче завизжал: «ты специально подстраивал несчастные случаи с Миланой, хотел убрать её. Заставил сказать Верстовскому, что он-де жениться собрался на Милане, чтобы он решил, что мы с Миланой в сговоре».
— Действительно, ты мог так подумать, — задумчиво проронила Милана. — Никто не знал, кроме нас двоих, что я хочу уйти к тебе. Я никому не говорила. Почему же ты не поверил?
— Вначале поверил. Но затем представил, какого черта так все сложно? Если бы ты сказала мне напрямую: «убей моего мужа, и я буду твоей», я бы это с удовольствием сделал. По крайней мере, поначалу, когда у нас с Верхоланцевым были натянутые отношения. Но выстраивать такую хитрую комбинацию, рисковать своей жизнью? Глупо. И, кроме того, я ведь знал, что Розенштейн приставил ко мне своих шпиков, так что они могли подслушать наш разговор, передать своему боссу, ну а тот уже сказал Мельгунову.
— Как ты лихо сумел все распутать, — улыбнулась Милана, показав очаровательные ямочки на щёчках. — Кстати, совсем забыла. Для тебя есть сюрприз.
Она что-то поискала в сумочке и выложила передо мной лист гербовой бумаги.
— Ого, орден Мужества! — присвистнул я. — Твой муж — молоток, не обманул. Как он умудрился так быстро все сделать?
— Ему это несложно, — усмехнулась Милана. — В Москву вернёмся, будет вручение.
— «Нет, ребята, я не гордый. Не загадывая вдаль, так скажу: зачем мне орден? Я согласен на медаль. И то не к спеху. Вот закончили б войну, вот бы в отпуск я приехал на родную сторону», — задумчиво процитировал я Твардовского. — Надо же, так мучил дурацкой ревностью и на тебе. Отпустил без скандала, да ещё такой шикарный подарок мне сделал. Спасибо.
— Олег, поверь, это наша жёлтая пресса сделала из него чудовище. На самом деле он добрый, великодушный, даже порой сентиментальный. Он сам пришёл ко мне и сказал, что согласен на развод, оставит мне дом, деньги. Чтобы я не нуждалась ни в чем. И мы по-прежнему будем работать вместе.
— А ты говорила, что он мстительный и злопамятный, сделает все, чтобы ты больше нигде ни у кого не снималась …
— Он может отомстить, если его до ручки доведут. Станешь мстительным, если о тебе каждый норовит гадости сказать в прессе, или в интернете облить грязью. Наша пресса только этим и живёт, что подогревает интерес обывателей разными сомнительными историями, большей частью выдуманными. Конечно, ему ужасно неприятно.
— Как ты его горячо защищаешь, я начну ревновать, — сказал я с улыбкой. — Тяжело расставаться? Менять привычную жизнь. Может, передумаешь?
— Олег, это нелегко, пойми. Мы так долго были вместе, что называется, и в горе, и в радости. Но я уже решила. И моя жизнь не так уж сильно изменится. Дмитрий уже готовится снимать новый фильм, и со мной, и с тобой. Он показывал мне сценарий. Очень любопытно.
— Нет уж, увольте меня от съёмок. Я здесь так вымотался, что бабки, известность даром уже не нужны.
— И ты будешь меня отпускать на съёмки? — лукаво улыбнулась Милана. — Не побоишься, что я сбегу от тебя? Найду кого-нибудь ещё?
— Если чего и боюсь, то новых поползновений Мельгунова, — абсолютно серьёзно пояснил я.
— Ну, если Розенштейна рядом не будет, он ничего сделать не сможет. Не волнуйся.
Взгляд зацепился за подсвеченную последними лучами солнца мрачную башню маяка, напоминающую догорающий факел. Одно дело я так и не смог решить.
— Олежек, проснись, тебе звонят.
Я схватил мобильник и услышал ликующий голос Влада:
— Олег, мы поняли, как это можно сделать!
— Ты уже уходишь? — с наигранной капризностью спросила Милана.
Я обнял её сзади, мягко поцеловал в шею.
— Мне ужасно не хочется уходить, малыш, но у меня дела. Извини.
— Олег, это не опасно?
Я запнулся, врать не хотелось, но и пугать тоже.
— Думаю, что нет. Обычное дело. Сильно не наедайся, а то растолстеешь, и я перестану тебя любить, — пошутил я.
Я спустился по ступенькам гостиницы в серьёзных раздумьях, не стал брать такси. Дождался, когда постукивая на стыках рельс, подошёл старенький, дребезжащий трамвай, и потащил меня к дому Колесниковых. Подобный неторопливый метод перемещения всегда давал возможность спокойно размышлять и находить нужное решение. Я бездумно рассматривал в окно пробегающие низкие домики из белого камня, чугунные ограды, стройные кипарисы. Этот город стал мне почти родным, я с тоской ощущал, как мне не хочется уезжать.