Итак, мне предназначена любовь призрака? Мы посмеиваемся над старыми суевериями, но забываем, что вся наша чванливая современная наука также может показаться заблуждением человеку будущего. Отчего правда обязательно должна быть на стороне настоящего, а не прошлого? Те люди, что рисовали картины и строили дворцы три столетия назад, безусловно, обладали столь же тонким вкусом и острым разумом, как мы, наученные делать копии и производить локомотивы.
На все эти мысли меня натолкнуло чтение одной книжки из библиотеки синьора Асдрубале: с ее помощью я пытался определить свою судьбу по звездам и обратил внимание, что мой гороскоп почти полностью совпадает с гороскопом Медеи да Карпи. Может быть, в этом кроется объяснение всему?.. Но нет, нет, причина в том, что я полюбил эту женщину, едва прочитал о ее судьбе и увидел ее портрет, хотя скрывал от себя это чувство, прикрываясь интересом к истории… Да, история и правда вышла неплохая…
Я добыл пилу и топорик. Пилу купил у нищего столяра в одной деревеньке неподалеку от Урбании. Он не понял сначала, что мне нужно, и, думаю, принял меня за сумасшедшего. Возможно, вполне справедливо. Но что если в жизни безумие идет рука об руку со счастьем?
Подходящий топорик я увидел на лесном складе, где обтесывают стволы пихт с апеннинских высокогорий у Сант-Эльмо. Во дворе никого не было, и я не смог преодолеть искушение: взвесил топор в руке, опробовал его остроту — и украл. Первый раз в жизни я стал вором. Почему я не купил топорик в магазине? Трудно сказать. Видимо, не сумел противостоять притягательному сиянию лезвия.
Кажется, я вознамерился совершить акт вандализма, надругаться над собственностью Урбании без всякого на то права. Но я не желаю зла ни статуе, ни городу; если бы я мог добраться до idolino, не повреждая бронзы, я бы с радостью сделал это. Но я должен подчиняться Ей, отомстить за нее, добыть серебряную статуэтку, изготовленную и заговоренную Робертом, чтобы его трусливая душа не встретилась с привидением, которого он боялся больше всего на свете. О, герцог Роберт, из-за вас Медея умерла без покаяния, обреченная на адские муки, а вы надеетесь отправиться в рай! Вы опасались свидания с нею за пределами земной жизни и думали, будто вам удалось перехитрить ее и предусмотреть любые неожиданности. Ничего подобного, ваша светлость. Вам предстоит узнать, что значит быть призраком, и повстречаться с обиженной вами женщиной.
Этот день бесконечен! Но вечером я вновь увижу ее.
11 часов. Нет, двери крепко закрыты, волшебство рассеялось. Я не увижусь с ней до завтра. Но завтра! Ах, Медея, обожал ли тебя хоть один из твоих возлюбленных так, как я? Осталось двадцать четыре часа до счастливого мгновения, которого я, кажется, ждал всю жизнь. А потом, что потом? Я понимаю все яснее: далее — ничего. Все, кто любил Медею да Карпи и служил ей, умерли: заколотый кинжалом Джованфранческо Пико, отравленный Стимильяно, его убийца-грум, зарезанный по ее приказу, Оливеротто да Нарни, Маркантонио Франджипани и бедный Орделаффи: он так и не увидел лица своей владычицы, и единственной его наградой стал платок, которым палачи вытерли лоб этого искалеченного юноши с переломанными ребрами и разодранной плотью.
Всех ждала смерть, поджидает она и меня. Любовь такой женщины губительна в своем совершенстве: Amour Dure — Dure Amour, как гласит ее девиз. Я тоже умру. Но почему нет? Возможно ли жить, наслаждаясь любовью другой женщины? Как влачить прежнее жалкое существование после счастья, уготованного мне завтра? Немыслимо! Ее рыцари ушли в мир иной, и я отправлюсь за ними.
Я всегда знал, что не проживу долго. Еще в Польше цыганка сказала мне однажды, что линия жизни на моей ладони резко обрывается, а это означает насильственную смерть. Я мог погибнуть на дуэли с кем-нибудь из собратьев-студентов или в железнодорожной катастрофе. Но нет, моя смерть будет совсем иной! Смерть… Ведь Медея тоже мертва? Какая странная будущность открывается мне… Возможно ли, что за краем могилы я встречу и остальных — Пико, грума, Стимильяно, Оливеротто, Франджипани, Принцивалле дельи Орделаффи? Будут ли все они рядом с Медеей? Но меня она полюбит сильнее, ведь я безнадежно посвятил себя ей, хотя прошло три столетия после ее смерти!