Прежде чем они смогли отодвинуться или спуститься на ступень вниз, кто-то промчался по коридору у них над головой, то и дело спотыкаясь, в безумной гонке — а затем на полной скорости, перескакивая через три ступени, побежал вниз по той самой лестнице, где они стояли. Шаги были легкими и неуверенными, но позади слышалась более тяжелая поступь другого человека — такая тяжелая, что лестница под ним сотрясалась.
Шортхаус и его спутница успели только прижаться к стене, когда верхние ступени задрожали от топота, и два человека, один за другим, скатились вниз. Ураган звуков разрушил полночную тишину пустого дома.
Преследователь и жертва промчались мимо: половицы на лестничной площадке дважды скрипнули у них под ногами. При этом ни Шортхаус, ни тетушка Джулия не увидели совсем ничего — ни рук, ни плеч, ни лиц, даже краешка развивающихся одежд не разглядели.
На секунду все замерло. Затем беглец с более легкой походкой попытался скрыться в той комнате, которую только что покинули Шортхаус с тетушкой. Второй человек ринулся следом. Оттуда донеслись звуки борьбы, хрипы и приглушенные крики; потом на площадке вновь раздались шаги — тяжелые, неуклюжие.
Полминуты продолжалось мертвенное безмолвие, и вдруг послышался свист стремительно рассекаемого воздуха. И в глубине дома что-то с глухим стуком и хрустом ударилось о каменные плиты пола.
И снова воцарилось абсолютная тишина без единого шороха. Свеча горела ровным пламенем — за все это время огонек не дрогнул, и воздух был недвижим. Парализованная ужасом тетя Джулия, не дожидаясь, последует ли за ней спутник, нетвердой походкой стала спускаться вниз; она беззвучно плакала, и когда Шортхаус обнял ее, поддерживая, то ощутил, что она дрожит как осиновый лист. Он свернул в маленькую комнату и поднял с пола плащ, и, рука об руку, они медленно миновали три лестничных пролета — молча, не оглядываясь, — и добрались до вестибюля.
Там никого не было, но пока они шли вниз, их не покидало странное ощущение, что за ними по пятам кто-то идет, то отставая, когда они ускоряли шаг, то вновь нагоняя, стоило им приостановиться. Однако ни разу они не обернулись, чтобы убедиться в этом; на каждом повороте лестницы и тетя Джулия, и ее племянник опускали взгляд, опасаясь увидеть на верхних ступенях тот ужас, что преследовал их.
Шортхаус распахнул входную дверь дрожащей рукой, и они вышли на лунный свет и глубоко вдохнули прохладный воздух, принесенный ночным бризом с моря.
Маркус Кларк
КНИЖНЫЕ ПРИЗРАКИ
ем могу быть полезен, сэр? — вежливо спросил я в некотором изумлении. Передо мною был высокий, широкоплечий мужчина в грубом бушлате, и хмурился этот человек весьма зловеще.
— Найдите мне порядочное занятие, — ответил он. Просьба оказалась столь странной, что я молча уставился на него.
— Не понимаете, что ли? — сказал он, усаживаясь передо мной с бесцеремонной грубостью. — Я хочу стать уважаемым членом общества. Хочу честную работу.
— Но, мой добрый сэр, отчего вы явились ко мне? Ваши намерения превосходны, но поиск честной работы — это уж точно не по моей части.
— Чушь! — заявил он. — Вы могли бы дать мне целое состояние, если бы захотели, вы знаете. Но это ни к чему. Нет, я в такие игры не играю! Чего доброго, по вашей воле явится откуда ни возьмись мой старший брат-счастливчик из Новой Зеландии да и унаследует вместо меня родовое поместье, или вы можете выкинуть меня из золоченой кареты прямо перед воротами церкви и выдать мою невесту замуж за другого — так и будет. Я вас знаю. Мне нужен всего лишь скромный достаток, чтобы никому не было до него дела.
— Вы говорите даже более таинственно, чем выглядите, друг мой, — ответил я.
— Фи! — сказал он (никогда не думал, что кто-нибудь, кроме книжных героев, говорит «Фи» — никогда). — Неужто вы не узнаете меня?
Я пристально поглядел на него, и мне показалось, что я его знаю: эта шляпа, этот бушлат, этот вязаный шарф, обмотанный вокруг широкой шеи, эти яростные глаза — все было знакомо мне…