20 сентября. Город весь в огнях в честь взятия Рима пятнадцать лет назад[23]. За исключением синьора Асдрубале, моего домовладельца, — он качает головой, не одобряя Piedmontese[24], как он их называет, — все люди здесь italianissimi[25]. Власть Папы Римского сильно угнетала их с тех пор, как Урбания перешла к папскому престолу в 1645 году.
28 сентября. Я некоторое время разыскивал портреты герцогини Медеи. Большинство из них, как мне представляется, уничтожено — возможно, из-за опасения герцога Роберта, что роковая красота Медеи да Карпи даже после ее смерти сыграет с ним злую шутку. Тем не менее, я сумел найти три или четыре. Первая моя удача — миниатюра; в архивах говорят, что именно ее Медея отправила бедняге Принцивале дельи Орделаффи, дабы вскружить ему голову. Вторая находка — мраморный бюст во дворцовом подвале. Кроме того, я обнаружил большую картину — вероятно, кисти Бароччио[26], — изображающую Клеопатру у ног Августа[27]. В идеализированном образе императора явно видны черты Роберта II: круглая голова, нос немного кривой, коротко подстриженная бородка, приметный шрам — все, как обычно, только здесь герцог изображен в древнеримской тоге. Моделью для Клеопатры, как мне кажется, послужила Медея да Карпи, хотя ее трудно узнать в черном парике и восточном одеянии. Она преклонила колени, обнажив грудь, чтобы победитель пронзил ее кинжалом — а в действительности, чтобы увлечь его. Бедняга Август отворачивается, неловко пытаясь отстранить ее.
Все портреты не слишком хороши, кроме разве что миниатюры — это поистине утонченная работа. Она, как и мраморные бюст, дает представление о том, какой красавицей была эта ужасная женщина. Такой тип внешности высоко ценили во времена Возрождения, и в какой-то степени его обессмертили Жан Гужон[28]и французские художники. Лицо формой своей представляет идеальный овал, линия лба несколько более округлая, нежели допускают каноны красоты, мелкие локоны похожи на золотое руно, нос — с горбинкой, тоже слишком явной; низковатые скулы; изысканный изгиб бровей; глаза серые, огромные, навыкате, а веки чуть прищурены; губы изумительно алые и нежные, но чересчур плотно поджаты. Эти глаза с прищуром и узкие губы, как ни странно, придают Медее изысканный, загадочный вид — соблазнительный, но зловещий; похоже, эта женщина привыкла брать, ничего не давая взамен. По-детски капризный ротик, кажется, способен высосать всю кровь. Кожа — лилейно-белая, огненно-рыжие волосы, украшенные жемчужинами, тщательно завиты и уложены — вылитая Аретуза[29]. Это странная красота, на первый взгляд — вычурная и неестественная, чувственная, но холодная. Однако чем дольше созерцаешь ее, тем более она врезается в память, заполняя все мысли.
Изящную, лебединую шею Медеи обвивает золотая цепочка с пластиночками ромбовидной формы, на которых выгравирован девиз-каламбур (согласно французской моде того времени): «Amour Dure — Dure Amour». Тот же девиз начертан под самим портретом — благодаря ему я и сумел с точностью установить, что это изображение Медеи да Карпи.
Я часто гляжу с тоской на эти портреты, гадая, как выглядела Медея, когда говорила, улыбалась — или в тот миг, когда вела своих жертв через любовь к смерти… «Amour Dure — Dure Amour»… «Любовь жестока — любовь навеки»… Это правда, если вспомнить верность ее любовников — и трагическую участь, постигшую их.
13 октября. В эти дни у меня буквально не было ни одной свободной минуты, чтобы написать хоть строчку в дневнике. Все утро я проводил в архивах, а послеполуденные часы занимали долгие прогулки… Кстати, следует рассказать, пожалуй, что сегодня я наткнулся в анонимном жизнеописании герцога Роберта, подписанном инициалами М.С., на любопытное обстоятельство в его биографии. Когда Антонио Тасси, ученик Джианболоньи[30], возвел на площади Корте конную статую этого князя, тот приказал — по словам моего М.С. — тайно изготовить серебряную статуэтку своего гения или ангела («familiaris ejus angelus seu genius, quod a vulgo dictur idolino»), и эту заговоренную астрологами фигурку («ab astrologis quibusdam ritibus sacrato») замуровали в статуе, созданной Тасси, дабы, как утверждает М.С., душа герцога Роберта покоилась с миром до самого Воскресения. Забавный отрывочек, и по мне так немного странный. Как может душа герцога Роберта дожидаться Судного Дня, если он, как подобает католику, обязан был верить, что она должна, расставшись с телом, отправиться в чистилище? Или это полуязыческие сказки времен Возрождения? — удивительно, что бывший кардинал в них верил. С помощью ангела-хранителя и определенных магических ритуалов («ab astrologie sacrato», как говорит М.С., описывая маленького идола) будто бы возможно сделать так, чтобы душа не отправилась после смерти в мир иной, а почивала в теле до наступления Судного дня. Сознаюсь, эта история меня обескуражила. Любопытно, существовал ли этот идол в действительности — и сохранился ли он до наших дней в бронзовой конной статуе на площади?
23
20 сентября 1870 г. войска Виктора Эммануила, первого короля объединенной Италии, заняли Рим.
24
Пьемонтцы (итал.): армия сардинского (пьемонтского) короля Карла Альберта (а затем его наследника — Виктора Эммануила) принимала участие в войне за освобождение Италии от австрийского господства.