Но он отогнал соблазнительные мысли. Эллен тоже голодна, но может потерпеть до ресторана. Обстановка там наверняка будет более подходящая для обеда. Он выключил холодильник, вынул ящичек для льда и поставил его в раковину.
И тут же воскликнул про себя: «Черт возьми!», поскольку вспомнил, что следует вымыть тарелки. Дэвид уставился на них с раздражением. Смирившись, закупорил раковину, набрал горячей воды, налил туда мыльного раствора. Дождался пока пенная поверхность покроет все тарелки, выключил кран и принялся мыть и ополаскивать посуду. Чистую сложил на полку рядом с раковиной.
Вытерев руки, Дэвид вернулся к столу и вынул шоколадное печенье из картонки. Оглядел кухню. «Сойдет», — решил он и усмехнулся неожиданно пришедшему в голову воспоминанию. Ему припомнились все те споры, которые вели его родители и которые мгновенно смолкали, стоило ему появиться на кухне. Он от души ненавидел подобные уловки, но, как ни странно, впустил их в свою жизнь с Эллен. Избегал любых споров, чтобы сохранить атмосферу спокойствия, сколь бы фальшивой она ни была. С отвращением покачав головой, он подумал: «Бытие неизменно отражается на нас. Даже в тех формах, которые мы, казалось бы, ненавидим».
Захватив в руки картонную коробку, Дэвид пошел к двери. Остановился и окинул взглядом помещение. Все опрятно, чисто. «До свидания, кухня», — улыбнулся он. Вспомнил тот момент, когда они впервые оказались здесь, в этом коттедже, который показался им ледяным домом. К завтрашнему утру все тепло выветрится, и дом опять превратится в ледник. Он ткнул локтем в выключатель, чтобы выключить свет на кухне, вышел за дверь, поставил картонку у входа.
Направляясь к лестнице, Дэвид заметил две кружки с остатками кофе, стоящие на столе в обеденном алькове. Подхватил их, отнес на кухню и поставил в раковину.
«Мойте их сами», — сердито подумал он.
Эллен даже не шелохнулась, когда он присел к ней на постель.
— Милая! — Он положил руку ей на плечо и легонько потряс. Не дождавшись ответа, потряс чуть посильней. — Эллен!
Она издала чуть слышный стон и перекатила голову на подушке в другую сторону.
— Вставай, малышка! — Он снова потряс ее. — Пора отправляться домой.
Она пробормотала что-то невнятное, даже не просыпаясь. Дэвид поморщился.
— Ну, Эллен! — Прикоснулся пальцем к щеке. — Вставай. Надо идти.
Она перекатилась на бок, спиной к нему. Подождав несколько секунд, он перевернул ее обратно на спину.
— Просыпайся, милая. Я тебя прошу.
Веки ее дрогнули, приоткрылись, из-под них блеснул незрячий взгляд.
— Пора собираться в дорогу.
Она шумно вздохнула и открыла глаза. Несколько мгновений смотрела на него, и вдруг глаза ее снова закрылись.
— Эллен?
Она снова открыла глаза.
— Ты не хочешь ехать?
— А сколько сейчас времени?
Он сверился с часами.
— Уже почти десять.
Она хмыкнула.
— Уже поздно куда-либо ехать.
— Знаю, что поздно. Но мы должны уехать отсюда.
И он изумленно замолк, ибо она снова уснула.
— Эллен!
— Я устала.
С этими словами она отвернулась и улеглась на бок.
Дэвид молча смотрел ей в спину. На минуту подумал, что теперь им не уехать отсюда раньше четверга и ему снова придется встретиться с Марианной. Все, чего он с таким трудом добивался, будет потеряно. Напуганный этими мыслями, он решил было посильней потрясти жену за плечо, но неожиданно передумал и отдернул руку. В действительности ехать именно в эту минуту уже не было необходимости. Эллен устала до крайности. Гораздо лучше будет дать ей выспаться перед дорогой.
Он хмыкнул. Пусть поспит, а разбудит он ее обязательно с рассветом. Таким образом, в Лос-Анджелес они вернутся уже завтра утром, в худшем случае — вскоре после обеда.
Дэвид минуту посидел рядом со спящей женой, ни о чем не думая, потом решил, что вполне может спуститься и сделать себе яичницу из нескольких яиц. Встал, выключил в спальне свет и вышел на лестницу. Забрав из ванной туалетные принадлежности, отправился вниз. Главное, что их отъезд намечен бесповоротно. Скорее бы наступил рассвет.
Положив туалетные принадлежности на кучку одежды, он отнес коробку с остатками еды обратно на кухню и зажег там свет. При мысли о том, что придется снова доставать и потом мыть сковороду, тарелку, кофейную кружку, лопаточку, он нахмурился и решил, что вполне можно ограничиться хорошим сэндвичем.
Усевшись за стол, отрезал два ломтя белого хлеба и принялся искать в коробке что-нибудь подходящее для начинки сэндвича. Неожиданно его пальцы нащупали горлышко бутылки с мартини. «Неплохая мысль», — решил он и вынул бутылку. Привстал было, чтобы поискать стакан, но упал обратно на стул. «Лишние это хлопоты, — сказал он себе. — Можно прекрасно пить прямо из горлышка». Даже масло можно размазать по бутерброду пальцем, чтобы не доставать и не мыть потом нож. Дэвид улыбнулся, раскупорил бутылку и приложился к горлышку.
Глоток спиртного подействовал на пустой желудок, будто удар под дых. Чуть не взвыв от боли, он сцепил зубы и с отвращением поставил бутылку на стол. Снова заглянул в коробку с продуктами и выудил оттуда кусок сыра. Осмелев, сделал еще глоток. Этот прошел лучше. Тепло от первой порции спиртного уже разливалось по телу, согревая желудок. «Ну-ка, еще угля в топку», — храбро сказал он себе и сделал третий глоток, побольше.
Поморщившись, Дэвид положил ломтик сыра между двумя кусочками хлеба, решив вообще обойтись без масла, чтоб не пачкаться. С наслаждением откусил от сэндвича, но ожидаемого удовольствия не получил: приготовленная на скорую руку еда показалась ему нестерпимо сухой и драла горло, вызывая кашель. Снова отпил мартини, помогая себе. «Вот придет отключка, ура, ура!» — замурлыкал он тихонько на мотив популярной песенки его детства «Вот придет молочник». Зажмурил поскорее глаза, чтоб полнее ощутить блаженство, волнами расходящееся по телу. Господи, до чего отличная штука мартини, его язык понимает каждый человек на земле.
«Уважаемые господа, члены Генерального комитета ООН, я обращаюсь к вам. Настоящим заявлением вношу предложение впредь именовать мартини Коктейлем Организации Объединенных Наций. Прошу признать это название официальным и гарантирую наступление полнейшего мира на земле уже через двадцать четыре часа после принятия данного решения».
Произнеся про себя эту тираду, Дэвид сделал еще глоток, поставил бутылку на стол и критически осмотрел бутерброд. Не удовлетворенный осмотром, строго сказал: «Вы не обращались к нам с письменным заявлением, ваше дело рассматриваться не будет» и отложил бутерброд в сторону. Голода он уже не чувствовал. Поднес бутылку к губам, откинулся назад и сделал большой глоток. Вздохнул, подождал еще несколько минут и снова отпил из горлышка. Интересно, сколько выпивки было здесь к сегодняшнему вечеру. Сейчас там оставалось не больше чем на дюйм от донышка.
— До свидания, дюймик, — любовно произнес он и осушил бутылку до дна. — Обратите внимание, леди и джентльмены нашей радиоаудитории, что я пришел сюда с целью приготовить себе яичницу. А теперь я сам чувствую себя яичницей. И должен сказать вам, что такое превращение вносит изрядную путаницу в мироощущение вашего покорного слуги. А посему вернемся к приключениям дедушки Дэвида.
Икнул, недовольно нахмурился. «Не обращайте внимания, солдат». Подбородок его упал на грудь. Минуту спустя он положил обе руки на стол и опустил на них усталую голову.