«Хорошо, допустим», — упрямо сказал он себе, скрипнув зубами. Надо продумать и это предположение, поскольку оно вполне допустимо. Не важно, что думает об этом он сам, важно, что есть доказательства в пользу такого предположения.
В день их приезда Эллен предпочла не заходить в студию на втором этаже. Стояла перед входом в нее и как будто даже не чувствовала струящегося из мастерской холода. Но когда она находилась в других комнатах коттеджа, то страшно мерзла, так что он был вынужден накрыть ее пледом и разжечь камин.
Доказательство номер один.
Когда он впервые увидел Марианну и был, скажем так, соблазнен ею, то испытал захлестнувшее его чувство, что совершено зло. Конечно, нужно учесть, что оно вполне могло возникнуть из-за его ощущения вины и было голосом совести. Но в то же самое время это чувство могло быть чем-то более глубоким, более общечеловеческим, потому что оно было откликом на нарушение человеческих норм, порога морали, выработанной обществом.
А это непроизвольное сокращение мышц солнечного сплетения, когда Марианна оказывалась с ним рядом, становившееся сильней при ее приближении? Что это было? Обычное напряжение мышц? Или что-то более всеобъемлющее? А чувство, которое подавляло его, когда он разговаривал с женой после первой близости с Марианной? Было ли это только самобичеванием виноватого мужа? Или же это было страхом ребенка, жаждущего утешения?
Доказательство номер два.
Почему он испытал такое облегчение, когда они уехали из коттеджа в пятницу вечером? Никакими доводами разума этого объяснить нельзя, но тогда сразу же его самочувствие улучшилось. Было ли это только оттого, что здесь он боялся встречи Эллен с Марианной? Или же он испытывал страх гораздо более глубокий? Он припоминал теперь, как боялся возвращаться обратно. Как и в баре, и в машине его угнетало страшное предчувствие того, что стоит им оказаться в коттедже, как непременно произойдет что-то ужасное. Беспочвенные страхи? Или предчувствие надвигающегося несчастья?
Его неумеренная озабоченность тем, что он не сумеет удовлетворить Эллен. Прежде никогда не ощущалось таких страхов. Была ли эта озабоченность вызвана просто беспокойством? Или же он чувствовал реальную потерю всех жизненных сил, утрату энергии? Почему он вдруг так хотел принудить ее к сексу прямо в машине? Разве не было у него иной цели, кроме желания испытать удовольствие? Теперь он отчетливо понимал, что не хотел заниматься сексом в коттедже. Боялся, что именно тут окажется совершенно несостоятельным. Вспомнил те тайные страхи, в которых не признавался даже самому себе, страх того, что он сходит с ума, теряет связь с реальностью. Но ведь для этого не было ни малейших реальных причин, никакой почвы для таких опасений.
Доказательство номер три.
Это странное чувство облегчения, принесшее ему ни с чем не сравнимое счастье. Он убедил себя в том, что оно связано только с радостью от примирения с Эллен. Но что, если к нему имела отношение Марианна? Разве Эллен не стала чувствовать себя хуже и хуже? Причем после его близости с Марианной жене так хотелось спать, что они даже не смогли уехать отсюда.
Доказательством это, конечно, не является. Невозможно допустить мысль о том, что эта женщина могла так сильно повлиять на самочувствие его жены. Они не знакомы друг с другом, никогда не встречались. Дэвид закрыл глаза, побежденный. Зачем сражаться с этим? Такова его судьба — его удача, его поражение. Он не может объяснить все происшедшее только какими-то оккультными причинами. Хотя было бы много легче считать, что Марианна вовсе не существует, а лишь является плодом его воображения, галлюцинацией.
Поразмыслив, он понял, что за эту соломинку ему не ухватиться — слишком маловероятно предположить, что миссис Брентвуд явилась жертвой той же самой галлюцинации. Так же невозможно представить, что он стал жертвой сексуальных фантазий — немолодой мужчина, озабоченный семейными проблемами. Нет, это не пройдет. В отношении психического здоровья у него полный порядок, в других отношениях — уйма проблем. Он по-своему также «на привязи», поскольку находится в зависимости от капризов своего тела, слишком уж охотно откликающегося на его неистощимые требования.
Послышался звук шагов на лестнице. Неизвестно, откуда у него появились силы, чтобы подняться. Кто это? Марианна? Конечно, этого трудно ожидать, но он так страшился ее встречи с Эллен. Вдруг они обе сейчас идут сюда и Эллен уже все известно? Его пальцы непроизвольно впились в подушку. Шаги приближались.
Эллен вошла и остановилась удивленная.
— Привет. Как ты? — спросила она, взглянув на него.
— Привет.
Он постарался придать голосу небрежный, спокойный тон и как-то ответить на ее улыбку. Эллен приблизилась к нему.
— Ты себя хорошо чувствуешь?
— Отлично.
Жена присела рядом. Он протянул к ней обе руки, будто это не было неимоверно тяжело, и обнял ее. Она коснулась его щеки поцелуем.
— Доброе утро.
— Доброе утро, Эл.
— Сегодня день отъезда, да?
Он усмехнулся:
— Точно.
— Тебе удалось выспаться?
— Не очень.
— Ох, извини. — Она дружеским жестом сжала его ладонь. — Где же ты спал? Здесь, внизу?
— Мгм. — Он надеялся, что она не станет спрашивать о причинах. — Слегка подремал.
Эллен снова поцеловала его в щеку.
— Сможешь наверстать это сегодня вечером.
Нет, так далеко он не отваживался заглядывать.
— Досадно, что вчера я так внезапно заснула. Видимо, устала больше, чем думала.
— Все нормально. Тебе этот отдых был необходим.
Эллен внимательным взглядом изучала его лицо.
— И давно ты здесь?
— Час, наверное. Может быть, два.
— Как долго. — Она выглядела удивленной. — Значит, ты поел?
Он колебался, не зная, что ответить, затем отрицательно покачал головой:
— Нет.
— Совсем не ел?
— Выпил только кружку кофе.
— Хочешь позавтракать перед отъездом?
Перспектива отъезда казалась ему не только устрашающей, но и недостижимой.
— Если захочешь, мы можем остановиться по дороге в аэропорт в каком-нибудь ресторанчике, — неожиданно предложила она.
— Зачем, можно отлично поесть и тут. Продукты еще остались.
Она задумалась на мгновение, потом кивнула.
— Ладно. Пойду приготовлю что-нибудь на скорую руку. А где твоя кружка?
Он удивленно посмотрел на нее.
— Разве ты не сказал, что пил здесь кофе?
— Ах да! Но кружку я потом отнес и вымыл.
Она еще раз кивнула и встала. Когда Эллен направилась к кухне, волна страха заставила его вздрогнуть. Что это с ним? Он совершенно не хочет есть. Ни малейшего аппетита. Здесь он есть не будет. Все, чего он хочет, это поскорее уехать отсюда.
— Э-э…
Эллен проворно обернулась.
— Что, дорогой?
— Не принесешь ли ты мне стакан воды?
Но она не пошевелилась.
— Я что-нибудь не так сказал?
— Тебе плохо?
— Совсем нет. — Он с трудом удержался от того, чтоб не скривиться. Голос его звучал до приторности ласково. — А почему ты спрашиваешь?
— Мне так показалось.
— Со мной все нормально.
Эллен на несколько секунд задержала на нем взгляд, затем отвернулась и почти сразу снова обратилась к нему:
— Может быть, ты позвонишь в кассы аэропорта и забронируешь билеты, пока я буду готовить завтрак?
— К чему такая спешка?
Она снова внимательно посмотрела на него. Этот взгляд заставил его задаться вопросом, неужели и он внешне выглядит таким же изможденным, каким чувствует себя последние несколько дней внутренне? Он попытался поскорей найти какие-нибудь слова, которые заставили бы ее поверить, что с ним все в порядке. Он все еще искал их, когда Эллен отвернулась и вышла из гостиной.
Как только дверь за ней захлопнулась, он в изнеможении откинулся на подушки, силы оставили его. Закрыл глаза, и все поплыло куда-то. Если бы можно было заснуть. Вздрогнув от этой мысли, он поднял голову и уставился прямо перед собой. Спать ему не следует.