— А все рабы, купленные «Девять тысяч семьсот сорок третьим», были благодарны за возможность остаться здесь после освобождения, — произнес Артур, завершая свою длинную неторопливую речь, начатую во время закусок и законченную, когда пили вино после десерта. — Жизнь здесь неизмеримо лучше той, которая ждет их там, на планете.
Артур обожал разъяснять вещи, понятные всем и каждому, что было весьма характерно. Как известно, капитаны тратят уйму времени на ненужные разговоры.
Все астронавты так изъясняются, для них говорить — это серьезное дело, это их отличительная черта. Они любят долгие, задушевные, обстоятельные беседы. Они приобретают привычку слушать вещи, слышанные множество раз, которые уже знают наизусть, просто чтобы сделать приятное рассказчику, испытывающему потребность выговориться. Поэтому, чтобы не надоесть друг другу, большинство астронавтов открывают рот очень редко, в основном на формальных мероприятиях.
— Дело в том, — начал Питер, и все вздрогнули от неожиданности — он очень редко вступал в разговор, — что мы даем им чувство собственного достоинства и личное пространство. — Он имел в виду рабов, хотя слова эти могли относиться к любому члену экипажа. — И к концу первого рейса они больше не скучают по дому. В любом случае их родина уже так далеко, что вернуться туда едва ли возможно. — Он выпил бокал охлажденного белого вина. Астронавты оставили корабль на автоматическом управлении на лишний час, чтобы поужинать в общем зале: вопрос требовал серьезного обсуждения. При скорости 98,1 % от скорости света и перспективе изменения курса несколько часов дополнительного ускорения мало что значили. — Я — за, — сказал Питер.
— Мы еще не голосуем, — немного суетливо поправила его Деби — она все делала суетливо.
Сквайр похлопал ее по плечу: это не сдерживало ее суетливость, но нравилось обоим.
— Мы понимаем, что он имеет в виду. До сих пор подобные вещи работали. Мы найдем подростка с большими способностями к математике и отсутствием личных привязанностей. Рабовладельцы жестоки; мы просто безразличны. Если она не слишком привыкла к любви и вниманию, она может даже решить, что мы добры. Тебе ведь нужна девушка, верно, Мтепик?
— Да, девушка.
Сквайр махнул рукой с видом человека, который предпочел бы чурбан:
— Во всяком случае жизнь на корабле лучше, чем побои, плохое обращение и вечные придирки. Немного уважения и чувства собственного достоинства часто творят чудеса.
Флокс кивнула, а когда она кивала, люди понимали, что голосование уже закончено и предложение одобрено. Все, даже Артур, говорили, что после его смерти она станет лучшим капитаном. Она сложила ладони домиком перед собой, снова кивнула и произнесла:
— Когда мы освободим ее, она захочет остаться с нами. Они все так делают. Таким образом, мы получим новую помощницу математика, которая в конце концов может стать нашим математиком. Это не так гуманно, как усыновление свободнорожденного младенца и воспитание его на учебном корабле в качестве свободного члена экипажа, и не так легко, как обмен с другим кораблем, если бы такой корабль нашелся. Но это в достаточной мере гуманна и в достаточной мере выполнимо. Так что мы приступим к реализации нашего плана. А теперь мы можем еще несколько часов обсуждать этот вопрос.
Все закивали: астронавты всегда непосредственны и часто намеренно откладывают решение важных вопросов. Они хотят заранее знать, к чему приведет то или иное новшество, — ведь в их жизни так мало нового.
В досье Зрины Мтепик прочел, что молодая женщина была дочерью фермера с Тогмарча и, когда ей исполнилось два года, обанкротившиеся родители продали ее в рабство. В ее характеристике говорилось, что она обладает высоким интеллектуальным потенциалом, но с трудом общается с людьми, поэтому на Тогмарче она ценилась мало. Торговец предназначал Зрину для места, где требовалась способность долгое время терпеть унижения, — либо для аристократа, любившего жестокое обращение с женщинами, либо для дома, где хвастались богатством, используя для мытья полов и чистки уборных живых людей вместо роботов.
Мтепик, как тот, кому предстояло жить и работать с этой девушкой, а также как самый чуткий человек на корабле (по последним оценкам медицинских роботов), был отправлен на планету, чтобы решить, стоит ли покупать Зрину. Сидя в воздушном резервуаре среди систем жизнеобеспечения, он думал, что купит ее в любом случае, чтобы поскорее избавиться от этой силы тяжести.
Его старые кости были источены жизнью в невесомости. Несмотря на худобу и удерживающие ремни, гравитация была все же слишком сильна.
Зрина изъяснялась на языке с неопределенной грамматикой и многочисленными алтайскими и семитскими корнями, так что автоматический переводчик работал вполне сносно. Похоже было, что, оказавшись на борту, с ее способностями она без труда выучит язык астронавтов. Мтепик подумал, что голос ее удивительно мелодичен для такого испуганного и несчастного существа. Кратко объяснив, что произойдет после того, как «9743» купит девушку, и убедившись, что переводчик донес это до нее, он спросил:
— Итак, ты хочешь, чтобы мы купили тебя?
Зрина ответила негромкой трелью, произнесенной приятным сопрано. Переводчик выдал:
— Вещь еще не поняла, есть ли у нее выбор относительно обсуждаемого вопроса, мой господин.
— Официально выбора нет. Неофициально могу сказать, что мы противники работорговли; «Девять тысяч семьсот сорок третий» никогда не перевозил и не будет перевозить рабов. Как тебе, вероятно, известно, планеты, на которых существует рабство, требуют от кораблей, перевозящих невольников, выполнения кодекса Каркха. По закону мы можем освободить тебя только после тридцати лет безупречной службы. Но кодекс Каркха действует в обычном времени; по корабельному времени, в котором мы живем, ты останешься рабыней не более семи лет, а возможно, и меньше. И, насколько это возможно в пределах кодекса Каркха, ты будешь рабыней лишь по закону. Мы станем относиться к тебе как к свободной женщине.
Мтепик вынужден был повторить это несколько раз, и они снова и снова возвращались к этому вопросу, пока он не убедился, что Зрина понимает условия сделки.
— Но мой господин по-прежнему описывает все так, то есть, простите, придает этому такой оттенок, словно вещь может выбирать, а вещь не приучена делать выбор там, где это имеет право делать только господин.
Он принялся объяснять ей все заново, заставляя себя терпеть тупое равнодушие переводчика, вполне нормальное для робота.
Первым, самым важным предложением, которое произнес Мтепик, было:
— Если ты попросишь нас не покупать тебя, мы купим кого-нибудь другого.
Затем — возможно, это имело для нее значение, даже если ей не позволяли так думать, — он потратил какое-то время на дальнейшее объяснение:
— Когда ты окажешься на борту, тебе придется делить со мной постель — в моем возрасте требования минимальны, в основном я просто страдаю от одиночества. Остальные члены экипажа едва ли потребуют от тебя секса — им это не нужно, но, если это случится, тебе придется согласиться. Согласно кодексу Каркха, наш компьютер должен подтвердить это при твоем освобождении.
Девушка, по-видимому, приняла это весьма легко, и Мтепик не хотел заставлять ее думать, что это камень преткновения. Он продолжал объяснять:
— Тебя берут на борт не в качестве женщины для постели. Твоей основной задачей будет изучить математику в достаточной мере и стать моей помощницей до того, как мы прибудем в порт, где сможем на законном основании освободить тебя. Потом ты легко сможешь сменить корабль или сойти на какую-нибудь планету, а оттуда снова отправиться в полет. В этом порту ты сможешь покинуть нас, если захочешь, или остаться членом экипажа и акционером. — Объяснить это было гораздо легче, так как робот был создан для перевода подобных предложений. Затем Мтепик вернулся к основному вопросу, и на этот раз дело, казалось, пошло быстрее. — Если ты попросишь нас не покупать тебя, мы купим кого-нибудь другого. Мы не хотим брать тебя на борт насильно.