«Да, Фанни, где ты?»
«Мы застряли в центре города, возле „Куперсмита“. И здесь дьявольски сложно поймать такси; их просто не найти. Мы думаем сесть на поезд до станции „Гладиола“ — если, конечно, сможем добраться отсюда до междугородней.»
«Как насчёт метро?»
«Железная дорога ближе, если мы сможем до оной добраться. Но это может занять некоторое время. Я позвоню тебе, как только узнаю, что мы будем делать.»
«Как поживает Санта-Клаус?»
«Грязный старик с фальшивой бородой. Пойди выпей чего-нибудь», — сказала Фанни и повесила трубку.
Он положил трубку и вернулся к барной стойке, гадая, когда у Фанни появились собственные экстрасенсорные способности.
Его губа была в синяках от реанимации «рот в рот», проведённой Хиллари в состоянии транса. Он не целовал другую женщину с того дня, как женился на Тедди, и не чувствовал, что поцеловал её сейчас. Всё, что происходило в гостиной квартиры Дениз Скотт, было лишено всякой сексуальности из-за яростного стремления Хиллари. Она с таким же успехом могла прижимать ко рту камень некроманта, и он скорее испугался, чем возбудился, опасаясь, что она действительно обладает силой, способной исторгнуть его душу из оболочки тела и оставить таковую дрожащей серой массой на ковре у его ног. Он намеревался рассказать Тедди о случившемся, как только она вернётся домой. Он прикинул, когда, чёрт возьми, это произойдет, смешал себе мартини, очень сухой, и положил в бокал две оливки. Он включал ёлочные гирлянды, когда зазвонил телефон.
«Стив, это снова я», — сказала Фанни. «Это безнадёжно.
Придётся искать где-нибудь гостиницу.»
«Где ты сейчас?»
«На углу Уэверли и Доум. Мы пришли сюда пешком от „Куперсмита“. Близнецы замёрзли, на них были только лыжные куртки, когда мы выходили из дома сегодня утром.»
«Уэверли и Доум», — сказал он. «Попробуйте зайти в „Уэверли Плаза“, он должен быть прямо за углом от вас. И перезвоните мне, когда устроитесь, хорошо?»
«Да, хорошо.»
«Я буду здесь, у телефона.»
«Ты уже выпил?»
«Да, Фанни.»
«Хорошо. Это первое, что я собираюсь сделать, когда мы найдём чёртово место для ночлега.»
«Перезвони мне.»
«Обязательно», — сказала она и повесила трубку.
Он подошёл к камину, разорвал вчерашнюю газету — ту, в которой был некролог Грегори Крейга, — на полосы, и бросил их под решётку. Поверх газеты он аккуратно сложил хворост, положил три полена и чиркнул спичкой. Он уже прихлёбывал второй мартини, когда снова зазвонил телефон. Это была Фанни, сообщившая, что им удалось снять два номера в отеле «Уэверли», и они бы не получили их, если бы она при снятии номера не сказала, что эти бедные дрожащие душеньки — жена и дети детектива Стивена Луиса Кареллы из 87-го участка. Он никогда не считал себя человеком с влиянием, но, видимо, то, что он был городским детективом, позволило Фанни и его семье снять пару комнат на ночь.
«Не хочешь поздороваться с детьми?» — спросила она.
«Да, позови их, пожалуйста.»
«Они в соседней комнате, смотрят телевизор. Секунду.»
Он услышал, как она обращается к близнецам через дверь, которая, очевидно, была дверью в смежные комнаты. Первой на связь вышла Эйприл.
«Папа», — сказала она, — «Марк не разрешает мне смотреть моё шоу.»
«Скажи ему, что я разрешил тебе посмотреть своё шоу в течение часа, а потом он сможет посмотреть своё.»
«Никогда в жизни не видела столько снега», — сказала Эйприл.
«Нам ведь не придётся проводить здесь Рождество, правда?»
«Нет, дорогая. Позови Марка, ладно?»
«Секундочку. Я люблю тебя, папочка.»
«Я тоже тебя люблю», — сказал он и стал ждать.
«Привет», — сказал Марк.
«Пусть она посмотрит час, а потом ты сможешь смотреть всё, что захочешь, хорошо?», — сказал Карелла.
«Да, хорошо. Наверное.»
«Теперь всё в порядке?»
«Фанни заказала двойной „Манхэттен“ из обслуживания номеров.»
«Хорошо. А как насчёт мамы?»
«Она пьёт скотч. Мы чуть до смерти не замёрзли, папа.»
«Скажи ей, что я люблю её. Я позвоню утром, хорошо? Какие у вас номера комнат?»
Карелла положил трубку обратно на подставку. Он допил свой напиток, затем приготовил себе хот-доги и печёные бобы, разогрел банку квашеной капусты и ел с бумажной тарелки перед костром в камине, потягивая пиво из бутылки. После этого он прибрался на кухне и лёг спать в 21:30. Впервые в жизни он спал один в этом доме. Он всё время думал о том, что произошло сегодня с Хиллари. «Кто-то плавает. Женщина.
Лента. Утопление. Лента тонет. Ты украл. Я слышал. Я знаю. Я расскажу.»
Его губа всё ещё болела.
Он не знал, как поступить с Мейером. У него не было желания лишать его праздника, но в то же время он понимал, что обход здания «Харборвью» от двери к двери может оказаться пустым занятием завтра, когда многие жильцы будут праздновать Рождество и Хануку в других районах города. Он решил пройтись по зданию сегодня, и первый звонок, который он сделал из дома, был Мейеру.