Это началось в тот день, когда Кузьма отнёс на костёр синюшное тельце своего двухгодовалого сына. Он умер позже матери на целую неделю. Кузьма наблюдал смерь обоих. А потом они сгорели на похоронных кострах, поднимающиеся до самого неба. Много людей за те полгода, пока бушевала болезнь, отправились в мир иной. В некогда стотысячном городе осталось едва ли пять-шесть тысячи жителей. Кузьме хотелось верить, что это сон. О, как бы он хотел проснуться!
И тогда же качели начали свой бесконечный полёт. Они ни на день не прекращали движение, а если их кто-то останавливал, каждый раз возобновляли ход. Прошли годы, и Кузьма привык к этому бессмысленному маятнику за окном.
Сирена давно перестала выть. Военные, сидевшие на ГЭС, долго стреляли, а потом всё смолкло. Конец смены прошёл без происшествий. В основном возились с трупами в квартире. Карабин забрали и отправился в оружейную. Он принадлежал убитому отцу семейства. Покойнику оружие больше не понадобится, а вот дружине очень даже пригодится.
А теперь Кузьма стоял в своей квартире возле окна, смотрел на самодвижущиеся качели и думал о том, как ему всё это надоело. Позавчера — пьяная драка, неделю назад — ограбление, две недели назад — поножовщина. И так три года. Народ звереет от пустоты, сходит с ума, и с ними со всеми надо разбираться. Никаких нервов не хватит.
Тогда же, две недели назад, что-то бахнуло в заброшенной ещё в девяностых воинской части на выезде из города. Кузьма помнил, как с друзьями туда забирался в детстве. Мальчишкам ужасно нравилось лазать по пустым казармам и складам, но по сути, ничего особенного там не было.
Однако последние годы в части той стали происходить странные вещи: то что-то взорвётся, то стрельба раздастся, то донесётся звук мотора из-за ограды. Поначалу многие пытались узнать, что там творится, но те, кто заходил туда, не возвращались. А потом народ как-то позабыл об этом загадочном месте, и в части тоже вроде бы всё успокоилось. Но две недели назад опять грохнул взрыв.
Больше всего Кузьма сейчас злился на Валеру за то, что тот велел вести переговоры с Поролоном. И теперь Кузьму грыз мерзкий червь вины, хотя казалось бы, что можно было сделать в данных обстоятельствах? Кто мог убедить бухого идиота, которому чёртики мерещатся, отпустить заложников и бросить оружие? Разговоры тут бесполезны. В них вообще редко есть прок.
«Уехать бы куда-нибудь, — думал Кузьма. — В Иркутск хотя бы. Там народу побольше живёт, и всякой херни не происходит. А здесь… А что здесь? Гиблое место. Безнадёжное. Никаких перспектив, никакого смысла».
Ещё и крылатые снова повадились. В первые годы после эпидемии они в небе постоянно мелькали. Месяца не проходило, чтобы не утаскивали кого-нибудь. И сирена часто выла, и зенитки палили со стороны ГЭС. Да и не только здесь такое происходило — крылатые были много где, и везде людям от них отбиваться приходилось. Но последний год их почему-то никто не видел. Теперь же опять появились.
Кузьма уже давно хотел уехать, да всё никак собраться не мог. Вроде бы и безнадёга вокруг, а вроде бы и привык. Куда ехать-то? В неизвестность? Раньше, до эпидемии, все в Москву рвались, а сейчас, поговаривали, что там и не осталось никого — только крылатые. Будто бы они всех сожрали.
Первый год телевидение, радио и интернет работали, как обычно. Тогда было много новостей из Москвы, Питера, других крупных городов. Какие-то уличные беспорядки, перестрелки, столкновения с полицией и военными— всё это происходило повсеместно. А потом внезапно прекратилось.
Вначале пропали интернет и мобильная связь, затем отрубило все телевизионные каналы, радио тоже перестало работать. Где-то через месяц включился один федеральный канал, вот только крутили там в основном кино и какие-то старые концерты. В редких новостях ничего примечательного не было. Если судить по ним, жизнь на планете совсем не изменилась даже после гибели девяноста пяти процентов человечества. А главный редактор газеты, в которой тогда работал Кузьма, как-то раз заметил, что один из новостных репортажей передавали ещё до эпидемии.
В общем, доверие это всё не вызывало, и потому ходили самые разные слухи о том, что происходит на остальной территории страны и вообще в мире.
А потом Кузьма ушёл из редакции. Надоело сидеть целыми днями в офисе и копаться в бумажках. Работы почти не стало, а вместо неё появилась непреодолимая, зубодробительная скука, от которой хотелось на стену лезь.