— А почему именно в моем номере картина падет, а в других нет?
— Значит, генератор находится как раз над твоей комнатой.
— Ну а стоны? Плач?
— Я тебе говорил, что Беджанян был дурным архитектором?
— Ты нет, но я об этом наслышана…
— В здании неправильная система вентиляции. Через вентиляционные отверстия до тебя могут доходить звуки с других этажей. Естественно, искаженные. А что касается стонов…
— В ванной, — уточнила я.
— Сдается мне, что это стоны канализации. — Он грустно улыбнулся. — Ты думаешь, тут трубы впервые прорвало? Как бы не так!
— Значит, никакого проклятия нет? И призраков тоже? — радостно воскликнула я. — И я могу спокойно возвращаться в номер?
— Конечно. Но если хочешь, я тебя провожу.
— Да нет, не стоит, — смело заявила я. — Теперь мне не страшно.
Мы сердечно попрощались, пообещав друг другу докладывать о любой узнанной мелочи, после чего Эдик скрылся в сливовых зарослях, а я вернулась в корпус.
… На сей раз в номер я вошла без опаски. Меня никогда не пугала плохая проводка, дурная канализация и дребезжащие водонагреватели. Картину я водрузила на стену, дверь в ванну закрыла, вентиляционное отверстие, обнаруженное мною на стене спальни, заткнула тряпкой. После со спокойной совестью уснула.
Пробудилась я на рассвете. Вместе с первыми лучами пронзительно-желтого южного солнца. Но вырвали меня из страны снов не они, а шаги, шаги такие громкие, что сквозь сон мне показалось, будто в мой номер каким-то чудом забрел гиппопотам. Когда я открыла глаза, оказалось, что никакого бегемота в номере нет. Зато есть не по-утреннему бодрая Софья Юрьевна Аниськина.
— Ты чего топочешь, как слон? — капризно пробубнила я. — Спать не даешь…
— Как ты можешь спать в такое дивное утро? — воскликнула она и, раскинув руки, повалилась на мою кровать. — Оно просто создано для любви!
— Нарезалась что ли? — заподозрила я.
— Ни в одном глазу, — заверила она и, чтобы доказать свою искренность, дыхнула мне в лицо. От нее пахло персиками. И зная, что она терпеть не может ликеры и фруктовые наливки, я вынуждена была согласиться с тем, что у нее ни в одном глазу.
— А чего тогда глупости болтаешь?
— У меня романтичное настроение, вот и болтаю…
— С чего бы? Обычно по утрам ты злая, как мегера.
— Да что ты ко мне привязалась? — огрызнулась она. — Нельзя уж в хорошем настроении придти… Сразу допрос с пристрастием устраивают…
Я окинула ее глупо-счастливое лицо пристальным взглядом. И меня как прострелило.
— Сонька, да ты никак влюбилась, — восхищенно протянула я.
— Да с чего ты взяла? — пискнула она, пряча глаза.
— Глазки блестят и все такое…
— Ну… — Она хихикнула. — В общем… не то чтобы влюбилась… просто он мне нравится…
— Здорово! — обрадовалась я. — И кто сей счастливец?
— Ты не поверишь…
— Сережа что ли?
— Какой Сережа? — растерялась она.
— Как какой? Вертолетчик. Или его не Сережа звали?
— А! Ты об этом… — Она пренебрежительно махнула рукой. — Нет, это не Сережа.
— А как других вертолетчиков зовут, я не помню, — сознавалась я.
— Они тут и не при чем!
— Но ты же пошла с ними на свидание…
— Мало ли! — Сонька перевернулась на живот, подперла кулачками подбородок и глянула на меня исподлобья. — Они не пришли.
— Как так?
Она пожала плечами и рассудительно проговорила:
— Не смогли, наверное. У них же важная работа, государственно-важная…
— Динамисты! — возмутилась я.
— Да ладно! Кто бы еще обиделся…
— Ну и что ты делала до утра?
— Рассвет встречала, — мечтательно молвила она.
— С кем?
— Ты не поверишь…
— Это я уже слышала! — я ткнула Соньку в плечо. — Говори давай!
— С Пашей.
— С кем?
— Я же говорила, ты не поверишь, — обиделась она.
— Я просто не поняла, с каким Пашей, — начала оправдываться я. — Может, я не про того подумала…
— Про того!
— Паша из Астрахани? Наш бывший сосед?
— Ага, — хихикнула она.
— Бармалей?
— Сама ты… — насупилась Сонька. — Он знаешь, какой романтичный…
— Не знаю.
— Вот и помалкивай.
Я сделала, как она велела — заткнулась. Но пауза в разговоре не затянулась, ибо Сонька, помолчав для приличия секунд двадцать, возобновила диалог:
— Он ведь симпатичный, правда?
— Да! — согласилась я, чтобы не разочаровывать подружку.
— И умный.
— Да? — несказанно удивилась я.
— Да. Он мне стихи читал… Блока.
После этих ее слов я Пашу зауважала. Сама я, кроме «Поэмы о двенадцати», изучаемой в школе, ни одного произведения Блока не читала, а если какие стихи и помню, так это «Мороз и солнце — день чудесный!» и «Ты меня не любишь, не жалеешь…». А еще считаю себя интеллектуалкой…
— А что еще было, кроме литературных чтений? — осторожно спросила я.
— Еще он мне про Астрахань рассказывал. И про осетров, которых ловит… Представляешь, они попадаются размером с его лодку!
— Короче, кроме стихов он тебе еще и сказки рассказывал…
— Никакие это не сказки! Осетры, между прочим, древнейшие обитатели водных стихий. — Взвилась она. — Они от динозавров произошли, которые вымерли!
— Сонь, это он тебе наврал, — заговорщицким шепотом произнесла я. — На самом деле, осетры, те самые динозавры, которые, якобы, вымерли. Только они не вымерли, они усохли, обзавелись жабрами, научились метать дорогущую икру…
— Да иди ты! — рявкнула Сонька, обиженно отвернувшись.
— Ладно, не обижайся. Я же шучу, — начала подлизываться я.
— Отстань! — продолжала сердиться она.
— Отстану, только скажи, чем закончились романтические посиделки? Страстным поцелуем на фоне восходящего солнца? Или еще чем?
— Не твое дело!
— Ну, Сонечка, ну душечка…
— Ничего я тебе не скажу, — мстительно проговорила она.
— Тогда я тебе тоже ничего не скажу…
— Подумаешь! — фыркнула она. — Ты всю ночь в номере проспала, о чем ты можешь…
— Ну например, о том, как поймала призрака, — с ленцой протянула я. — И кем он на самом деле оказался…
— Врешь! Не ловила ты никакого призрака!
— Не хочешь, не верь, — нарочито спокойно произнесла я.
Она уставилась на меня самым пронзительным своим взглядом и начала сканировать. Сканирование результатов не дало — мая физиономия осталась непроницаемой. Тут Сонька сдалась и, придвинувшись ко мне вплотную, спросила:
— Не врешь?
— Да говорю же…
— Поклянись.
— Клянусь, — смиренно пробубнила я.
— Эх, опять без меня! — в сердцах воскликнула она. — И кто оказался призраком?
— Отгадай с трех раз, — предложила я.
— Я так не играю, — скуксилась она.
— Ладно уж скажу так, — раздобрилась я. — Это Эдик.
— Ванин друг? — ахнула Сонька. — Но зачем ему…
— Он журналист…
— Журналист? — совершенно искренне поразилась она. — А я думала, жиголо.
— Я, честно говоря, тоже… Но он настоящий журналист, дипломированный, а с недавнего времени еще и мой помощник. Мы вместе будем вести расследование, он журналистское, я дилетантское…
Сонька смачно позевнула, потом по-детски потерла глаза кулачками и пробормотала:
— Спать хочу.
— Ну так ложись.
— Да мы еще с Пашей хотели съездить…
Куда они с Пашей хотели съездить, для меня так и осталось загадкой, потому что Сонька уснула, не закончив предложения. Я заботливо накрыла ее одеялком, потом прилегла рядом и тут же вслед за подругой отправилась в объятия Морфея.
Проснулись мы в двенадцать дня. Бодрые и радостные. Сонька ясно почему (влюбленные женщины, как правило, вскакивают с постели с песней), я же по причине даже мне самой непонятной, потому что обычно я плохо просыпаюсь и еще, как минимум, двадцать минут прибываю в дурном расположении духа. Но в то утро я так и светилась радостью, наверное, встала именно с той ноги, с которой надо вставать, чтобы быть в прекрасном настроении с самого утра.
— Опупеть! Двенадцать дня! — потягиваясь, сказала Сонька.