— Договорились, милая, но, я думаю, тебе хватит и двух недель без карманных денег.
Ой, папочка, мамочка, спасибо, я теперь самая счастливая девочка на свете! Честное слово, я буду следить за ней и не разобью!
Софи задыхалась от счастья. Она чуть ли не вприпрыжку подбежала к прилавку, чтобы посмотреть, как мистер Лоусон заворачивает ее сокровище.
— Удивительное совпадение, — заметил мистер Лоусон, повертев в руках небольшую коробочку. — Эта музыкальная шкатулка и зеркало, которое купили твои папа и мама, — они попали ко мне из одного и того же дома. В вашей семье у всех превосходный вкус, верно?
Незадолго до этого мистер Лоусон рассказал мистеру и миссис Джонсон, откуда у него взялось это зеркало. Раньше оно принадлежало хозяину поместья где-то в Уэйбридже, а до этого переходило из поколения в поколение в семье прежних домовладельцев. Может быть, даже когда-то в него смотрелись короли и королевы.
Мистер и миссис Джонсон внимательно выслушали рассказ старика; видимо, история зеркала их очень заинтересовала. Они и прежде не раз слышали его повествования, щедро пересыпанные романтикой пополам с ужасами. Старик хранил их в памяти специально для того, чтобы зачарованные покупатели охотнее расставались с деньгами.
Дело не в том, что они сомневались, была ли в словах старика хоть толика правды. Они знали, что мистер Лоусон просто-напросто любит иногда немножко приукрасить.
— Это зеркало немало повидало на своем веку, — заметил он парой минут раньше, а теперь те же слова адресовал к маленькой балерине. — Умей она говорить, порассказала бы много интересных историй. — Он завернул шкатулку в мягкую бумагу и лукаво подмигнул Софи.
Девочка улыбнулась в ответ. Она где-то читала, что настоящим леди не пристало подмигивать, и решила, что улыбка ей подойдет больше. Софи. взяла у старика сверток, горячо поблагодарила и выбежала из магазина вслед за сестрами.
— Ваша младшая дочь — настоящая леди, — улыбнулся мистер Лоусон.
Миссис Джонсон улыбнулась в ответ и обвела ласковым взглядом трех дочерей. В тысячный раз она спрашивала себя, как могло получиться, что ее дети выросли такими непохожими друг на друга? Эми-Бет исполнилось тринадцать лет. Природа наградила ее привлекательной внешностью, длинными белокурыми волосами, которые всегда выглядели превосходно, хотя их владелица не делала для этого абсолютно ничего, разве что небрежно подвязывала на затылке. Самой большой трагедией ее жизни было то, что в школу требовалось ходить в юбке.
— Моей старшенькой следовало бы родиться мальчишкой, — говорила мать. — Во всем теле ни капли женских гормонов!
Миссис Джонсон перевела взгляд на Люси. Ей был знаком каждый локон на светловолосой головке дочери — ибо чаще всего мать видела не лицо ее, а макушку. С утра до вечера (а иногда и ночью, когда следовало бы спать) Люси каждую свободную минуту просиживала над книжками — любыми, какие под руку подворачивались. С тех пор как в начальной школе ее ввели в великую страну печатного слова, Люси проявляла такую неудержимую жажду знаний, что родители не могли ее удовлетворить. Даже если им удавалось уговорить дочь выйти на улицу и поиграть с соседскими ребятишками, через минуту они видели ее где-нибудь в сторонке с книгой в руках. Иногда она читала книги, предназначенные для детей на несколько лет младше ее — просто потому, что в эту минуту ей не попалось ничего другого. Какая- то непреодолимая сила заставляла ее хвататься за любую книгу и с головой уходить в лабиринты слов, таящихся под обложкой. Разумеется, школьные учителя были в восторге еще и потому, что ту же самую любовь к словам Люси проявляла в сочинениях — ее работы бывали лучшими в классе. Недавно она записалась в местную библиотеку, и ей разрешили брать домой по шесть книг сразу. Большинство людей если и берут в библиотеке шесть книг, то сдают их в положенный срок, прочитав самое большее три-четыре из них. Но Люси читала все от корки до корки. Не проходило и недели, как она снова появлялась на пороге библиотеки, и каждое слово из всех шести книг было прочитано, усвоено и хранилось в памяти, чтобы когда-нибудь пригодиться.
А Софи, милая, ангельски прелестная Софи! Впрочем, иногда она бывала не таким уж ангелочком. Миссис Джонсон пересчитала ожерелья на шее семилетней дочери — целых четыре. На правой руке позвякивали три браслета, в ушах покачивались длинные рубиновые сережки — точнее сказать, не сережки, а клипсы. Несмотря на бесконечные просьбы дочери, миссис Джонсон хранила твердость и не разрешала прокалывать уши до тех пор, пока девочке не исполнится по крайней мере десять лет.