Он явился в Париж в поисках потерянного Эрондейла.
И нашел его. Ее.
– Понятия не имею, о чем ты.
Ты – Эрондейл. Не твой муж. Ты. Утраченный наследник благородного рода воителей.
– Я – никто, – отрезала она. – Во всяком случае, для тебя я интереса не представляю.
Я мог бы войти в твой разум и найти там доказательства.
Она отшатнулась. Не нужно было уметь читать мысли, чтобы почувствовать ее панику. Розмари лихорадочно пыталась понять, откуда он все узнал…
Но я не собираюсь проникать в твои тайны. Просто хочу помочь тебе.
– Родители рассказали мне все, что следует знать о Сумеречных охотниках, – прошипела она, и Брат Захария понял, что это почти признание. – Ваш славный маленький Конклав… Ваш Закон…
Последнее слово она выплюнула, будто яд.
Я здесь не как представитель Конклава. Они не знают, что я тебя ищу. Или что ты вообще существуешь. У меня свои причины тебя защищать.
– И какие же?
Я не вторгаюсь в твои тайны и прошу, чтобы ты не вторгалась в мои. Тебе достаточно знать, что я в большом долгу перед твоей семьей. Узы, связывающие меня с Эрондейлами, прочнее уз крови.
– Очень мило с твоей стороны, но никто не просил тебя платить долги, – возразила Розмари. – Мы с Джеком прекрасно справляемся. Заботимся друг о друге и намерены делать это и впредь.
С твоей стороны это было умно – заставить меня думать, будто я ищу его, но…
– Это было умно со стороны Джека. Люди его недооценивают. А потом расплачиваются за это.
…но если я узнал, кто ты, это могли сделать и другие. А они куда опаснее, чем ты думаешь.
– Другие, о которых ты говоришь, зарезали моих родителей, – сказала она с непроницаемым выражением лица. – Мы с Джеком уже долгие годы в бегах. Поверь, я очень хорошо знаю, насколько они опасны. И так же хорошо знаю, как опасно доверять незнакомцам, даже таким – со способностями ниндзя и альтернативным представлением о моде.
В Безмолвном Братстве Захария научился силе принятия. Иногда признать, что битва проиграна и ты побежден, – куда более сильный ход. К тому же он дает возможность подготовиться к следующему сражению.
Хотя у нас тут даже не битва, напомнил он себе. Завоевать доверие другого невозможно – только заслужить.
На твоей цапле теперь чары. Если столкнешься с бедой, с которой не сумеешь справиться сама, позови меня, я приду.
– Если ты думаешь, что сможешь выследить нас с помощью этой штуки…
Твой муж сказал, что единственный способ заслужить доверие – довериться самому. Я не буду пытаться тебя найти, если ты не хочешь быть найденной. Но ты всегда сможешь найти меня. И я верю, что ты позовешь на помощь, когда – и если! – возникнет нужда. А ты верь, что я отвечу.
– Кто ты такой?
Можешь называть меня Брат Захария.
– Могу, но если я действительно попаду в ситуацию, когда мне, чтобы спасти жизнь, придется обратиться за помощью к какому-то воинственному монаху, я бы предпочла знать его настоящее имя.
Когда-то я…
Как же давно это было. Он, казалось, уже почти не имел прав на это имя. И однако в том, чтобы произнести его вслух, было какое-то глубокое, почти человеческое удовольствие.
Когда-то меня звали Джеймс Карстерс. Джем.
– И кого же позовешь на помощь ты, Джем, если не сумеешь справиться с опасностью в одиночку?
Она застегнула цепочку на шее. У Захарии отлегло от сердца. Хотя бы эта задача выполнена.
Я не думаю, что это возможно.
– Значит, ты недостаточно внимателен.
Она коснулась его плеча – неожиданно, и с неожиданной мягкостью.
– Спасибо, что попытался. Хорошее начало.
И вот она уже уходит прочь…
Брат Захария смотрел, как под мостом медленно течет вода, и думал про другой мост в другом городе, куда он возвращался раз в год, – чтобы вспомнить человека, которым когда-то был, и мечты, которые у него были.
На дальнем конце Моста Искусств юный уличный музыкант открыл футляр, достал скрипку и поднес к плечу. Мгновение Захария думал, что ему все это кажется, будто он сам вызвал фантазию о своем прошлом «я». Однако подойдя ближе (удержаться он не смог), он понял, что музыкант – девушка. Совсем юная, лет четырнадцати или пятнадцати, волосы убраны под кепку, белая блузка, аккуратный старомодный галстук-бабочка.
Она коснулась струн смычком и принялась играть какую-то завораживающую мелодию. Брат Захария узнал ее: скрипичный концерт Бартока, написанный немало времени спустя, после того как Джем Карстерс бросил играть.