— Тери, фу, — среднеазиатка преданно посмотрела, постучав обрубком хвоста о деревянный промерзший пол.
Георгич догадался, что я испытываю его, воспользовавшись моментом, он схватил кость и выкинул её из вольера. Доли секунды и Тери повисла на рукаве парнишки. Он побелел и замер. Процедил сквозь зубы:
— Тёть, че делать?
Я схватила «подругу» за ошейник, натянула его и намотала на кулак, хватка Тери ослабла, хоть она ещё и порыкивала. — Фу, иди гуляй, фу, — Тери знала и любила эту игру, с нападением на рукав, обмотанный одеялом. Но Георгич этого не знал.
Спустя месяц приобщения к труду и заботе о животных, Георгич освоился. Он и правда не зря звался по отчеству. Сообразительный, смелый, честный парень, который с большим уважением относился ко мне. Завязал с дурными компаниями, грабежами, выпивкой и бесцельным шатанием по улицам. К весне я командовала уже целым отрядом трудных подростков. Им нравилось сидеть со мной в засаде и выслеживать воришек. Слушать по ночам «Два Капитана» и «Повесть о настоящем человеке». Эти книги я заставляла читать каждого по очереди. Обязательным была спортивная подготовка и натаскивание собак. Одно время, мне казалось, что все без исключения парни были влюблены в тётю Алю. Так и не как иначе, они называли меня. Даже быковатый четырнадцатилетка, цыган Сашка, смирился, что девчонка им командует. Но позже ребята заметили, как Серёга смотрит на меня, любое невинное похлопывание по плечу одного из друзей расценивалось как покушение на собственность. Весной ко мне на разговор пришла сестра Георгича с матерью. Умоляла, чтоб не приваживала парня, он дома не живёт, а если бывает, то все разговоры только о тёте Але. Задурила голову, жизнь испорчу, на девчонок не смотрит. Я не могла его прогнать, а Георгичу никто не указ. Поругался со всей родней и жил на питомнике. Я спросила в очередной визит, сопровождающийся плевками и угрозами, у матери подростка:
— Вам лучше, чтоб он сел или здесь читал книги и думал о будущем, в котором он видит себя моряком, как его отец, к слову, который моложе вас на 11 лет, — оплывшая сварливая женщина в стеганом зелёном плаще фыркнула, тряхнула сальными волосами, сморщила лоб, пошла поникшая прочь от питомника. Больше я её не видела.
Мы отсрочили закрытие питомника общими усилиями на год. Парни встали на путь исправления. Кто-то ушёл в армию, кто-то нашёл работу, а трое, помладше: Георгич, Веталь и цыган Сашка, остались при мне. Летом ребята нашли киношников в городе и заманили на запущенную часть завода снимать фильм про войну. Так оттянули расформирование «собачника» ещё на полгода. А однажды Санька поведал историю про призраков на раскольничьем кладбище возле завода. Ребята оживились, ведь все испытания, которые я организовывала, они уже прошли. И не по одному разу. Даже в ледяной реке купались. А тут призраки…чёрные копатели…проклятье!
И мы, взяв самых грозных псов с собой, в июньскую белую ночь, отправились на поиски привидений и острых ощущений. Сашка, рассказал, что был знаком с одним забулдыгой, который обитал на старообрядческом кладбище. Ещё в 60-х, подворовывал еду с могил и водочку у мертвецов из стопок. Сидели они с приятелями, трапезничали, да пристал к ним бродяга, вонял как труп, мол, дайте выпить, душа горит. Они отгоняли проходимца в лохмотьях, но тот не уходил. Налили ему в стакан, бомж выпил и исчез. Растворился. Шли дружинники через кладбище, неожиданно трое испуганных с выпученными глазами выбежали с погоста. Белая ночь, все ясно видно, как днём. Дружинники подошли к склепу, где распивали бомжи, а там какие-то Скрябины похоронены. Тот Скрябин тканями торговал на Гостинке когда-то, говорят, а по ночам колдовал. Хотел тёмными силами управлять и разбогатеть так, чтоб его внуки не нуждались. Колдун он был, так говорят, чернокнижник. Проклятия насылал. А что самое интересное, всего потомки мужского пола умерли в один год, 1849. Может байки, а может и нет, могилы — то и правда в ряд, и год тот, 1849. Дружинники знали все эти местные легенды про призраков и колдуна, но стаканчик и водочку в отделение передали. А там, в лаборатории взяли отпечатки со стаканчика, что тип в лохмотьях держал, пальчики его совпали с убийцей, которого в тюрьме убили пять лет до этого.
Наша странная компания с собаками пролезла через лаз в чугунном заборе. Пахнуло подвальной сыростью. Птиц, сверчков не слышно, хотя стояло душное, жаркое лето. Посреди заросшего древнего кладбища казалось, что время замерло. Меж раскидистых кустов неприветливо чернели покосившиеся пилоны и скалились щербатые плиты. Внутренности будто застекленели, хотела сразу повернуть назад, но Георгич обнял: