Конец путешествия
– Что с тобой? На тебе лица нет, – пыталась растормошить его Настя.
А он угрюмо молчал. Пока сохранялась надежда, что последние слова Талля были блефом, он решил не сообщать ей о грозящей опасности. Если в 22.30 за ними придёт тот самый утренний самолёт, и они благополучно отправятся домой, он, конечно, откроется Насте и расскажет всё, что произошло с ним в этот день. Но самолёта не было.
Между тем, туристическая группа, переполненная впечатлениями от посещения Берлина, была в полной эйфории от прошедшего тура. Им не терпелось поскорее вернуться в Москву и поделиться со всеми переполнявшим их восторгом.
Задержки с обратным вылетом были и раньше, но сейчас эти минуты казались Колесову роковыми. В 12 часов ночи надежды не осталось, – самолёт так и не пришёл.
Настя отправилась поднимать боевой дух туристов на случай, если им всё же придётся заночевать на аэродроме в Штраусберге. Похоже, ей это удалось. Послышался дружный смех: никто из путешественников был не против провести ночь на кромке взлётного поля, встречая на земле и провожая в небо десятки винтажных машин с красными фонарями на крыльях.
Алексей промолчал всю ночь, так ничего и не сказав Насте. На туристов ему было наплевать. Эти, – подумал он – выживут в любую эпоху. А что будет с ним? С Настей?
Своей новой судьбы он не знал. Только одно было точно известно, – в декабрь 2018 года ему никогда уже не вернуться. Дома он оставил наряженную ёлку. Думал вернуться сразу в праздник.
Нет, плакать не стоило. Что он оставил в той жизни, чтобы плакать? Кроме ёлки, дома его никто не ждал. Тридцать пять прожитых лет показались ему теперь пустой тратой времени в бесконечном поиске высоких заработков, новых машин, красивых девушек…
Отныне ему предстояло жить хотя и в родной, но совсем незнакомой стране. Та непутёвая жизнь, что он навсегда оставил в будущем, казалась ему теперь Эдемом по сравнению с тем, что его ждало в 1945-м. В лучшем случае, если он докажет, что не был власовцем, его ждёт год фильтрационных лагерей. Но как он – человек без документов – это докажет? И как он оказался в Берлине, ему тоже предстоит объяснить. А это тянуло уже больше, чем на год. Конечно, в 1955-м или, в крайнем случае, в 1956 году его выпустят. Когда и если он выйдет на свободу, ему будет уже 46 лет. И у него не то, что квартиры в Москве, – вообще никакого жилья не будет. Жить в таком суровом времени он был не готов.
– Агентства больше нет. Талль мёртв. Никакой самолёт за нами не придёт, – под утро признался он Насте.
По голосу Алексея она сразу поняла, что он не шутит.
– Как? – беспомощно спросила Настя.
– Вот так.
– Но это же невозможно. Этого просто не может быть, – страшная мысль не умещалась в её сознании.
Колесов лишь усмехнулся в ответ.
– Они же не могут вот так просто бросить нас здесь?
– Как видишь, – указав на пустое взлётное поле, ответил Колесов.
– Если нас бросили, значит, мы… – запнулась она, осознав масштабы случившегося.
– Значит, мы останемся здесь.
– Надолго?
– На всю оставшуюся жизнь.
Настя встала с земли и отошла в сторону. Потом повернулась к Алексею и выпалила:
– На самом деле, ничего страшного не произошло. Просто задержка самолёта. Утром мы все улетим домой.
– Проект закрыт. Агентство ликвидировано. Мы потеряли техническую поддержку.
– Нет! – гнала от себя эту мысль Настя.
– Я решил пробиваться в американскую зону. Ты идёшь со мной?
– Ты с ума сошёл? Зачем тебе идти в американскую зону? Ты же не предатель какой-нибудь.
– Долго рассказывать, Настя. В общем, Талль втянул меня в такое дело, что в советской зоне мне оставаться нельзя.
– Даже если всё так, как ты говоришь, хотя я в это не верю, всё равно это не повод идти к американцам.
– Предлагаешь мне присесть лет на пятнадцать.
– Колесов, почему ты считаешь, что тогда все сидели в тюрьмах? Ты просто начитался антисоветских книг, а как было на самом деле, ты же этого не знаешь.
– Как-то не хотелось бы выяснять это на своей шкуре.
– Ты же ни в чём не виновен. Чего ты боишься? Если понадобиться, я буду свидетелем.
– Я не хочу жить при Сталине. Здоровье не позволяет.
– Ну, хорошо, а как же эти люди? – Настя указала на мирно спящих туристов. Разве мы можем их бросить?
– Можем. Пусть идут ко всем чертям!
– Зачем ты так говоришь? Ты же не такой, я знаю.
– Это – не люди. Это клиенты Талля, которые своими ворованными деньгами оплачивали его научные изыскания. Теперь я знаю, в чём был его научный интерес. Надеюсь, что сейчас Эдгар Вильгельмыч горит в аду вместе со своими прорывными технологиями, а его инвесторами пусть занимается Берия.