— Я и не отказываюсь от него до конца. Но я однозначно больше не тот Марк, каким я был до первой смерти.
— Что ж, главное, что ты всё понял.
— Я очень надеюсь на это, — сказал Марк.
После этого он заперся в ванной, чтобы привести себя в порядок. Скинув с себя синий джемпер — очевидно, это был его любимый при прошлой жизни, — он по привычке посмотрел на себя в зеркало. На настоящего себя. Вот он какой на самом деле. Ярко-синие глаза отсвечивали решимостью, гладкие сальные волосы свисали по бокам, прикрывая уши и часть щёк, щекоча плечи. Сколько всего повидала душа, которой принадлежало это лицо.
Взглядом Марк спустился на грудь, и его передёрнуло от увиденного.
От того места, за которым билось его сердце, тянулись паутинки шрамов, порочной меткой выступая на его коже. Они тихо ныли, пульсируя в глубине, и чем больше Марк смотрел на них, тем заметнее и темнее они становились.
«Это ещё что такое? Не думаю, что это было раньше. Я всё ещё проклят или это что-то другое?.. Нет, быть это не может. Это похоже на… на...»
На шрамы растворяющихся призраков.
Его сердце закололо. Шрамы змейками расползлись дальше по груди. Пагубная способность полутени проявила на теле ту проказу, что он носил в душе. Она таяла. Таяла, даже будучи заточённой во плоти.
Это был конец.
— Уходишь? — забеспокоился Марк, когда после завтрака Тина поспешно собралась покинуть квартиру.
— Да, — сказала Тина, накидывая на себя пальто-инвернесс. — Мне же надо как-то избавиться от этого! — она показала на водолазку, где по-прежнему темнело запёкшееся пятно крови. — Но я ещё приеду, ты не бойся.
— А чего мне бояться? — сказал Марк. — Тебе не стоит бояться. Ты больше не пострадаешь из-за меня.
Тина остановилась на полпути, застёгивая пуговицы, и замерла в смущении.
— Давай я провожу тебя, — предложил он. — Я бы как раз был не прочь подышать свежим воздухом.
— Агата? — Тина вопросительно взглянула на неё, наблюдавшую за ними в проходе комнаты.
— Конечно, пусть идёт, — сказала Агата. — Господи, Тина, он же уже не как беззащитный ребёнок! Он теперь личность, единственная и необратимая.
«Единственная и необратимая, — повторил про себя Марк. — Личность, которую уже никто у меня не отнимет».
И вот Марк и Кристина спускались по лестнице на первый этаж подъезда. Звоночек в дверь — и они вышли в по-весеннему прохладный день. Деревья во дворе колышались от ветра. Детская площадка блестела заледенелыми дорожками. Чей-то не очень удавшийся снеговичок сидел, покосившись, на ограждении, вооружённый чёрным суком.
Не переходя проезд, отделявший их от площадки, они встали и перегляделись.
— Марк, я вот, что хочу сказать...
— Хватит, Тина, не надо, я всё понимаю, — оборвал её Марк, ясно подозревая, о чём она могла заговорить.
— Нет, я не совсем об этом. Я о том, как мне быть дальше. И как ты собираешься жить дальше.
На нос Марка капнула влага. Пошёл маленький как морось снег. Всё, как вчера. Только они вдвоём под сенью петербургского неба.
— Я уверен, что Агата как-нибудь уговорит Дениса не выдавать тебя. Я не позволю, чтобы ты хоть как-то ещё пострадала по моей вине.
— И это говорит мне тот самый Марк? Который всячески прогонял меня, лишь бы я не лезла в его дела? — Тина усмехнулась, не веря собственным ушам. — Ты и в самом деле изменился. Герман был неправ, воскрешение изменило тебя. Но ты скажи мне честно. Так честно, как можешь. А в той жизни ты был тем ещё лицемером!.. Разве я тебе не противна? Разве ты совсем не испытываешь на меня обиду?
Хрупкие снежные конфетти оседали на её зелёных волосах, отчего они сильнее походили на еловые ветви. «Она взяла все свои грехи на себя», — вспомнились Марку слова Германа. Она ждала наказания, и оно обязательно её настигнет. Только зачем она ждёт наказания от Марка?
— А помнишь, как ты однажды прозвала меня Эндимионом? — спросил он, и у Тины перехватило дыхание. — Я готов долго осуждать тебя за то, каким болезненным образом ты поступила со мной, но это не отменяет того… что ты добилась того, чего хотела. Ты усыпила меня, чтобы пробудить от того кошмара, что я нёс, и каким страдал. Всё, как ты и хотела. Это твоя заслуга.
Он поправил сбившийся на её лоб локон и остановил себя перед тем, как он склонился над её лицом.
— Уж не знаю, говорит ли это во мне та энергия, что ты вложила в меня, но я говорю честно. Я люблю тебя, Тина, люблю от всего сердца… если от него ещё что-то осталось.