Их губы сомкнулись в горьком поцелуе. Он прижимал к себе Тину так, будто бы её вот-вот заберёт древнее чудовище, жаждущее жертв. Только он сам был чудовищем, пылким как огонь и неистовым как ураган. Но вот он снова превратился в человека, пусть и на короткие мгновения, когда его время было на исходе.
— Больше не жертвуй собой, Тина. Ты нужна мне здесь, ни в коем случае не там.
Тину глубоко поразило то, что говорил Марк. Он говорил так, словно бы прощался с ней. Нет, они действительно прощались, ей же нужно было домой, на Савушкина. Но её не отпускало отравляющее предчувствие, что он прощался с ней навсегда. Нет, он всё так же лицемерит. Она ему уже не нужна. Через несколько дней он совсем поправится и уедет далеко-далеко навстречу новому смыслу существования, и он оставит её… но так оно и будет лучше.
Отпустив её, Марк зашагал обратно к подъезду, и аура полутени замерцала за его спиной.
— Марк, постой!
Он оглянулся через плечо. И он улыбался. Искренне и чисто.
— Мы же ещё будем видеться, не так ли?
Он кивнул ей в ответ:
— Конечно, будем.
И Марк продолжил шаг ко входу в подъезд. И Тина улыбалась ему вслед, счастливая, прощённая.
Но вдруг — он замер и вскрикнул. Вскинув голову к небу, он схватился за грудь и чуть пошатнулся назад. Его аура ярко всколыхнулась и разлетелась на бесчисленные сине-белые огоньки. Марк, теряя равновесие, развернулся к Тине. На его лице, перекошенном от боли, читался панический ужас. Исхудавшие пальцы стягивали мантию, пока он сам тщетно карабкался за сознание, едва держась на ногах.
— Кристина… — сорвалось с его уст, и он, закатив глаза, упал на мокрый асфальт.
Тина испуганно закричала и кинулась к Марку, лежащему навзничь без движения. Она взывала к нему, тормошила за плечи, писала Воздушные Руны, чьи целебные облачка энергии она посылала в его тело. Он молчал и не шевелился, а его лицо постепенно смягчалось до выражения апатичного умиротворения.
— Марк! Марк! Очнись, ты слышишь меня?
Но он не слышал. А Тина, охваченная возникшим заново страхом, слишком поздно заметила, что пар перестал исходить из его рта. Больше всего на свете Тина боялась потерять Марка снова. В третий раз она бы не перенесла его потери. Она расстегнула мантию, приложила ухо к его груди и приложила пальцы к шее. Его и без того холодное тело стало ещё холоднее, и она прикасалась к нему, словно ко льду.
— Нет, нет, нет! Только не умирай. Только не умирай, слышишь?!
Он не дышал. Сердце Марка прекратило биться, устав бороться за жизнь. Третий раз свершился.
Он был мёртв.
Мир вокруг них застыл, погружённый в снежную пучину. Никакой холод не мог остудить нахлынувшее на неё горе. Тина испустила панический крик, и её голова упала на его затвердевающее тело. В воздухе носился запах свежей грязи. Снежные комочки лёгким покрывалом устлали её затылок и пальто, но она продолжала стоять на коленях, дёргая Марка за складки мантии. Напрасно. Тина приподнялась и притянула к себе его лицо. Кожа огрубевала, жизнь уходила из её клеток. Только в детских сказках поцелуй пробуждает мертвеца. Сколько бы Тина не целовала его в губы, в лоб, в щёки сколько бы не звала его по имени — надежды не было. На её собственных глазах Марк Вихрев умер навсегда.
— Нет… Боже, нет… Даня! Агата! Скорее сюда!..
Руки тряслись. Она точно знала, они следили за ними из окна. Почти как вчера. Они без вопросов прибегут сюда, и если не на её крик, то на вид распростёртого тела Марка.
А что толку? Он лежал на влажном асфальте, безмолвный, бездыханный, безразличный.
Перед Тиной пронеслись все эпизоды её жизни, что она провела с Марком, будь они приятные или беспокойные. Она досконально помнила каждое мгновение, что она прожила, будучи рядом с ним. Каждое слово, им произнесённое, каждую эмоцию, каждый жест. Она снова припала к его груди и заскулила, словно преданная собака, потерявшая своего «бога».
— Почему… Почему снова? Прошу, останься. Останься… Пожалуйста...
И в какой-то миг сердце Марка забилось. Стукнуло всего раз — и затихло. И из его груди вырвался яркий всплеск энергии, слившейся в единый поток, который пролетел мимо Тины и сгустился над её головой. Её осыпало искрами, слившимися с каплями мороси, и, когда Тина подняла голову, она не сразу распознала в воспарившей энергии душу её драгоценного Марка.
Нить сердца разорвалась, и её конец ушёл во внутрь его призрака. Искры исчезли, и бирюзовый ореол вокруг Марка развеялся в прозрачной белизне. Расползшиеся трещины на лице и шее постепенно бледнели, пока он, мёртвый, уже навсегда лишённый тела, смотрел свысока на живую Тину. Он осмотрел себя, по-старому начав с ладоней рук, и неспешно проговорил: