Мэлони вернулся.
— Господа, я бы хотел познакомить вас с моей старой подругой мисс Пэт О’Брайен. Она тоже из Коннемары, и этим все сказано. Сейчас она поет в хоре Альгамбры. Чудо что за артистка.
— Буду очень счастлив, — непроизвольно вырвалось у меня.
Но лицо Осборна приняло еще более отчужденное выражение.
— Видите ли… э-э… я чрезвычайно уважаю ваших земляков, я и сам происхожу из кельтов, родная кровь, так сказать… но мы вроде бы уславливались провести сегодняшний вечер в мужской компании.
— Дружище, — сказал Мэлони, — вы самый умный человек в мире и, честное слово, каждый раз, когда я вспоминаю, что у меня есть такой друг, мне хочется плакать от счастья. Но, ей-Богу, вам не мешало бы хоть десять минут в месяц проводить в женском обществе. Гарантирую, что вас ждет сюрприз. Доктор может подтвердить… Я прав, доктор?
— Абсолютно.
— Ну что ж, господа, если вы настаиваете… — Осборн, сдавшись, махнул рукой.
Мэлони уже подвел к нам девушку.
— Желаю вам счастливого Рождества и поздравляю с наступающим Новым годом, — сказала она и села за наш столик с видом человека, отпустившего удачную шутку. Поскольку на дворе стояло лето, я улыбнулся, как подобает воспитанному человеку, оценившему остроумие дамы. Что же касается Осборна, то он не сделал над собой даже такого минимального усилия.
— Молодой человек, не будьте таким букой, — посоветовала ему наша новая знакомая, подняв бокал, и пропела куплет какой-то песенки, содержавшей ту же мысль.
— Я постараюсь, — торжественно заверил ее Осборн.
«Ну и чурбан же он, однако!» — подумал я.
Девушка была просто обворожительна, сама невинность — из тех, что составляют главную гордость Великобритании наряду с метрополитеном, Оксфордом и крепостью Тауэр.
У меня началось недержание речи. Она с большим вниманием и почтительностью выслушивала комплименты, которые сыпались из меня, как из рога изобилия. Для нее это явно было в диковинку, ведь от англичан женщина никогда не услышит столь пылкого изъявления чувств. Мы говорим женщине, которая нам нравится: «Я тебя обожаю». А по уши влюбленный англичанин скажет: «I rather like you» («Вы мне довольно симпатичны»).
— Поедемте со мной на континент, — витийствовал я в упоении, поглаживая ее обнаженную руку. — Вы должны жить в Фонтенбло, носить длинный шлейф и трижды в день всходить по дугообразной лестнице, построенной Франциском I. Увидев вас, трехсотлетние карпы в озере превратятся в теплокровных животных, а Мисс Франция от удивления родит близнецов.
— Вы очень милый мальчик, — улыбнулась она. — И у вас такое интересное произношение. Я не поняла ни слова из того, что вы сказали.
Я был уязвлен до глубины души, поскольку всегда очень гордился своим английским произношением. Да, впрочем, что может смыслить в этом девчонка из провинциальной Коннемары? Она сама говорила на каком-то ужасном ирландском диалекте, не очень понятном для окружающих. Я предоставил Осборну развлекать ее, а мы с Мэлони тем временем основательно взялись за шотландское виски.
Мэлони уже изрядно окосел.
— Вы мне чертовски нравитесь, доктор, — заявил он, — и я рад, что мы познакомились. А этот Осборн… Дорого бы я дал, чтобы Пэт соблазнила его. Эти англичане вечно выкаблучиваются, мнят из себя… А скажите, доктор… только откровенно, чисто по-дружески… чего ради вы едете в Ллэнвиган?
— Граф Гвинед пригласил меня, чтобы я занялся научными изысканиями в его библиотеке.
— Зачем? Ведь вы же уже доктор! Разве вам надо еще сдавать какие-нибудь экзамены? Вы чертовски умный человек.
— Да нет, экзамены тут ни при чем. Просто есть вещи, которые меня очень интересуют.
— И вы собираетесь их изучать?
— Ну-да.
— А что именно?
— Ну, например, мне бы хотелось побольше узнать о розенкрейцерах.
— А кто такие розенкрейцеры?
— Гм… как бы вам объяснить? Вы слышали когда-нибудь о масонах?
— Да. Это такие субъекты, которые устраивают тайные сборища и занимаются там неизвестно чем.
— Совершенно верно. Так вот розенкрейцеры отличаются от масонов тем, что всегда окружали свои сборища гораздо большей таинственностью и поэтому еще меньше известно, чем они занимались.
— Но вы-то, наверно, знаете, что они там делали.
— Могу шепнуть вам на ухо, только никому не говорите.