— Лично со мной она об этом не разговаривала.
— А кто был посредником?
— Кардинал Роган.
— Королева за последние десять лет не перемолвилась с ним ни единым словом. У меня такое ощущение, что вас обвели вокруг пальца, дорогой Бомер.
— Королева только делает вид, будто она не ладит с его высокопреосвященством, а на самом деле у них вполне нормальные отношения.
— Друг мой, вы совершенно не разбираетесь в придворной дипломатии. Зачем же королеве делать вид, что она третирует столь известную особу? Монархи наоборот стараются показать, что они со всеми в прекрасных отношениях. Ваши утверждения лишены всякого смысла. Получается, что королева четыре года делает вид, будто не хочет ни купить, ни принять в подарок ваше ожерелье, а потом вдруг покупает его и делает вид, будто не помнит об этом. Да вы просто подвинулись рассудком, дорогой Бомер. Вас облапошили, впутали в аферу, и мне прямо-таки страшно за вас и за ее величество. Ведь я спрашивала вас об ожерелье полгода назад, и вы ответили, что продали его турецкому султану.
— Я сказал это, повинуясь воле королевы. Она передала мне через господина кардинала, чтобы я всем отвечал, что ожерелье продано.
— А он-то каким образом получал указания от королевы?
— В письменном виде. Я вынужден был показать некоторые из этих писем своим кредиторам, чтобы успокоить их.
— Выходит, вы так и не получили ни гроша?
— Получил всего тридцать тысяч, да и то ассигнациями. Эти деньги были переданы мне через господина кардинала. Королева встречается с ним тайком от всех, можете не сомневаться. Его высокопреосвященство сказал мне, что она в его присутствии достала бумажник с деньгами из находящегося в ее будуаре секретера севрского фарфора.
— Все это ложь. И вы совершили величайшую оплошность: ведь вступая в должность придворного ювелира, вы присягали на верность как королеве, так и королю и тем не менее не сообщили его величеству о столь важных событиях.
Мое замечание совершенно ошеломило этого опасного дурака, и он в растерянности спросил, что же теперь делать. Я посоветовала ему незамедлительно отправиться к министру полиции барону Бретею и рассказать все без утайки, положившись на его милость. Но Бомер начал упрашивать меня, чтобы я сходила к королеве и уладила это дело без лишнего шума. Я отказалась, сочтя неблагоразумным ввязываться в такую аферу».
Если мадам Кампан точно воспроизвела состоявшийся диалог, то тут возникают два предположения. Либо Функ-Брентано ошибся и Жанна не сообщила Бомеру, что подпись королевы на договоре поддельная, и в таком случае он действительно верил, что имеет дело с королевой. Либо все-таки сообщила, но Бомер понял так, что королева сама попросила кого-то расписаться за себя, то есть заранее оставила себе шанс при случае выказать полную непричастность к происходящему. Конечно, это тяжелое подозрение, но Марию Антуанетту в ту пору подозревали и в более тяжких грехах. Бомер мог окончательно укрепиться в своих подозрениях после того, как королева ни словом не отреагировала на его благодарственное письмо и не потребовала разъяснений, то есть молчаливо признала, что ожерелье у нее. Какая все-таки ужасная атмосфера недоверия окружала Марию Антуанетту! Впрочем, Бомер — это тоже Фигаро, и нет такой гадости, в которой он не подозревал бы своих господ.
А тем временем Жанна не сидит сложа руки. Она дает Рето де Вилье 4000 ливров и велит ему исчезнуть, не желая, чтобы тот снова угодил в полицию и сморозил какую-нибудь глупость. А затем приглашает к себе кардинала для срочного разговора и сообщает ему, что ее преследуют недоброжелатели, обвиняя в бестактности и распространении ложных слухов (это звучит довольно убедительно), поэтому она в собственном доме не чувствует себя в безопасности и должна где-то спрятаться. Жанна просит кардинала, чтобы он приютил ее у себя во дворце, и, получив согласие, в одиннадцать вечера в сопровождении верной горничной тайком пробирается в свою тайную обитель. Этот ход конем преследовал двойную цель. Во-первых, Жанна хотела окончательно усыпить бдительность кардинала: ведь если б у нее совесть была нечиста, разве она обратилась бы к нему с просьбой предоставить ей убежище? А во-вторых, она испытывала острую потребность еще крепче привязать Рогана к своей колеснице, чтобы в случае опасности укрыться за его спиной и взвалить на него всю ответственность.
На другой день Роган позвал к себе Бомера, но тот, сославшись на занятость, послал к кардиналу своего компаньона Боссанжа. Ювелир с места в карьер задал интересующий его вопрос: