— Слушайте, Мэлони, а можно спросить, что было в вашем пакете?
Он окинул меня испытующим взглядом.
— Значит, вы не разворачивали его?
— Да вы что, спятили? Уж не хотите ли вы сказать, что это я спрятал ваш пакет? Говорите немедленно, что там было!
— Ну… всякие приспособления для скалолазания. Вы в этом все равно не разбираетесь…
Внезапно он насторожился, подскочил к двери и прислушался. Теперь уже и я услышал приближавшиеся шаги. Мэлони подошел к столу, схватил стакан и нож для разрезания бумаги и, отбивая ритм, заорал во все горло песню «Снова вернулись счастливые дни». Я чуть с ума не сошел от этого шума. Шаги удалились.
— Прошу прощения, — сказал Мэлони, — но у меня внезапно взыграла душа, и я ничего не мог с собой поделать. Все-таки жизнь прекрасна. Я чувствую себя в этом замке почти так же замечательно, как в джунглях. Кстати, со мной однажды в Либерии произошел занятный случай. Сидим мы как-то с майором у него в бунгало, играем в покер, и вдруг входит туземный полисмен и говорит, что в деревню вторглась целая свора орангутангов и что они уже захватили и разграбили три хижины. Орангутанги вообще очень опасны, когда объединяются в такие большие шайки. Обычно они группируются вокруг старейшей самки, которая становится их предводительницей. Если убить ее, все стадо сразу бросится врассыпную. Вот только как распознать эту престарелую леди среди великого множества косматых физиономий? Ну, я-то сразу скумекал, что делать, и говорю майору: доверьте это дело мне, я понимаю обезьяний язык. Короче, выхожу я из бунгало, а они уже рядом. Подступают вплотную, скалят зубы…
Но меня не интересовало, чем кончилась эта история. Я внезапно почувствовал, что за всеми фантазиями Мэлони, за его демонстративной эксцентричностью кроется какой-то тайный умысел. Он явно морочит мне голову, чтобы я не догадался о его истинных намерениях, как делал в свое время пресловутый Брут, отвлекая внимание своей будущей жертвы.
Может быть, тут сработала моя природная мнительность, но, во всяком случае, я был уже совершенно уверен, что Мэлони поднял весь этот шум, когда кто-то проходил мимо моей комнаты, с единственной целью: обеспечить себе алиби. Продемонстрировать, что он находится у меня и не замышляет ничего дурного. Просто поет себе, как канарейка…
— Прошу прощения, — сказал я, — про обезьянью самку я бы послушал как-нибудь в другой раз. А сейчас объясните мне, пожалуйста, почему вы гуляете по ночам в альпинистском костюме. Между прочим, в каком-то фильме я видел примерно такую экипировку у гостиничного вора… И кстати, вы еще не сказали, каким ветром вас занесло ко мне.
— Все очень просто. Знаете, как только нас здесь поселили, я сразу заметил, что именно здесь, на нашем этаже, есть балкон с каменными статуями, которые держат на своих головах верхний балкон. И мне тут же захотелось взобраться туда. Я еще никогда не лазал по бородатым каменным статуям. К тому же мне никак было не заснуть. Я перенервничал из-за того, что граф нас так плохо принял. А занятия альпинизмом в таких случаях очень помогают, успокаивают. Между прочим, ночное скалолазание — это вообще мой конек. Ну, короче говоря, я оделся и вышел на балкон…
— И полезли наверх?
— Нет. В том-то и дело, что никуда я не полез. Выхожу на балкон — и вдруг вижу внизу какого-то типа.
— Что он там делал?
— Да ничего. Сидел на лошади, а в руках держал факел. Он заметил меня и что-то крикнул.
— Вы не разобрали, что именно?
— Нет. Он кричал на каком-то ужасном диалекте. Короче, я ни слова не понял, но мне не понравился его тон. Как будто он мне угрожал. В общем, я предпочел вернуться восвояси, от греха подальше.
— А потом?
— Потом, когда я шел в свою комнату, встретил в коридоре этого… Гриффита. Что, думаю, за чертовщина? Решил зайти к вам, узнать ваше мнение обо всех этих делах. Вы человек начитанный, умный… Ну, так что вы скажете?
— Что я могу сказать? «Есть много, друг Горацио, такого, пред чем воображенье наше меркнет…»
— С чего это вы вздумали называть меня Горацио? Это комплимент или грубость?
— Понимайте, как хотите. А теперь позвольте пожелать вам спокойной ночи.
— Спокойной ночи, доктор. И желаю, чтобы вам не приснились эти ряженые.
Мэлони удалился. Я снова лег в постель, измученный, как мореплаватель, потерпевший кораблекрушение и наконец выброшенный волнами на традиционный необитаемый остров.
Уснуть я не мог — только лежал в каком-то тупом оцепенении и лениво пытался связать воедино путаные бессвязные мысли. Здесь явно что-то назревает, что-то должно произойти. Над ллэнвиганским замком тяготеет злой Рок, и в историю семьи Пендрагонов скоро будут вписаны новые, еще более кошмарные страницы. А в эпицентре этих назревающих событий стою или, вернее, лежу я, Янош Батки, уроженец Будапешта, терзаемый мрачными предчувствиями и трепещущий от страха…