— Мы побежали, мы поскакали! — завизжав, снова разошлась трава. Теперь на Майку шла крыса. Она была больше, чем мышь, шубку имела серо-пепельную, а мордочку любопытствующе-удлиненную.
Как и ее дальняя родственница, крыса шла, вытянув передние лапки и не раскрывая глаз. Звери явно играли в кошки-мышки.
— Но не догнали, нет, не догнали! — про визжала серая крыса и уткнулась Майке в туфлю.
И задергались любопытствующие носики, и затряслись длинные усы.
— Слышу-слышу! — ощупывая, закричала крыса.
«Разве можно слышать наощупь?» — удивилась Майка.
— Вижу-вижу! — закричала мышь, дергая девочкин палец.
«А видеть наощупь можно?» — спросила себя Майка.
— Шершавая, — сказала крыса, лизнув кожу Майкиной туфли.
— Гладенькая, — сказала мышь, потеревшись мордочкой о Майкин палец.
— Необъятная! — сказала крыса, пытаясь обхватить лапками туфлю.
«Какая смешная игра», — подумала Майка, одновременно чувствуя прилив гордости: она и не думала никогда, что из себя вся такая разнообразная.
— Мяконькая, — сказала мышь и вонзила в Майкин палец острые зубки.
— Ну, уж нет, кусать я себя не дам, — Майка решительно стряхнула мышь и поднялась.
— Ушла, — растерянно произнесла мышь, поводя перед собой лапками.
— Удалилась, — сказала крыса, утратив Майкину туфлю.
— Туда ушла.
— Оттуда удалилась.
Крыса и мышь указывали друг на друга, а сами о том не подозревали. Глаза-то они так и не открыли.
— Никуда я не ушла, — сказала Майка.
— Не догнала, — сказала крыса, ощупывая опустелое пространство вокруг себя.
— Не поймала, — сказала мышь, вертясь вокруг своей оси. — Вся такая беленькая.
— Вся такая серенькая, — сказала крыса.
И та, и другая, были совершенно правы. Палец у Майки был не темнее белоснежной мышиной шкурки, а обувь ее, пропылившаяся в жемчужной пустыне, посерела до крысиной пепельности. Они говорили по-разному об одном и том же.
— Я здесь, — сказала им девочка. — Да, раскройте же вы глаза! — в она притопнула.
Но те лишь закачались из стороны в сторону, словно опьяненные. Глаза их были все также крепко зажмурены, а лапки они воздели к небу.
вразнобой запищали они, —
— Большой привет! — буркнула Майка.
Странно: эти существа утверждали, что видели, хотя глаза их были закрыты; они говорили, что слышали, хотя и на сей счет у девочки были серьезные сомнения.
Дело было ясное: и белая мышь, и серая крыса были лунатиками. Они спали, а во сне искали луну, не подозревая, что на небе уже давным-давно висит солнце и пора бы открыть глаза. «Ну, ничего, вот скоро они проснутся и все поймут», — уходя подумала Майка.
— О! Манна-мана! — догоняли наивного ребенка чужие восторги. — О! Манна-мана!..
Выделения
Но вот наступил черед симпатичного болотца. Небольшое, нежно-зеленое, будто новорожденное, оно легко скакнуло Майке под ноги. Вот, казалось, только что была тропинка меж кустов, а вот — ноги уж ступают по мшистым кочкам.
Хоть и юное на вид, болотце имело все приметы взрослой топи: здесь были и юркие стрекозы, и водомерки в тинистых лужицах, и хор невидимых лягушек, и большая бабочка. Она мельтешила ярко-желтыми крыльями с синими пятнышками — словно подмигивала. Майка, не раздумывая, приняла приглашение.
— Прыг-скок, прыг-скок, чтоб никто не уволок, — запела она, следуя за махаоном меж лужиц, улыбавшихся то там, то сям.
Одна из кочек оказалась такой большой, что была будто и не кочка вовсе, а будущий холм.
— Ах!
На кочке-выскочке лежало белое фарфоровое блюдце с синим ободком, а на блюдце сидела жаба — пухлая, салатовая, в тон болотцу, с большими ртом, выпученными глазами и перепончатыми лапами — все как полагается. На плоской голове ее зубцами кверху торчал старый волан для игры в бадминтон. В одной лапке жаба держала вилку, а в другой ложку.
— Прямо королевна, — Майка не могла отвести от жабы глаз.
Махаон был того же мнения. Он замер на одном из уцелевших зубцов самодельной короны, синие глазки на его желто-черных крыльях теперь сияли самоцветами.
— Уйди, не для тебя цвету, — жаба повела пупырчатой головой. Махаон отлетел в сторону деревьев.