— Чем вы цветете? — спросила Майка, ступив на кочку-холм. Она прежде не встречала цветущих жаб и страшно заинтересовалась.
— У тебя глаз нет? — выпучилась на нее болотная королевна. — Зеленью цвету. Богато. Вся насквозь — с головы до последней перепоночки, — она требовательно постучала вилкой по тарелке. — Цвету, потому что мечту имею.
В какой мечтательный мир угодила Майка: все только и знают, что мечтать. Когда жить успевают?
— Выделиться хочу, — квакнула жаба. — Стать особой. Вот придет за мной мой суженый, а я тут его поджидаю, готовая по всей форме.
— Наверное, это очень трудно — выделяться, — предположила Майка. Украшения болотной королевы выглядели не очень удобными. Корона, вон, едва держалась на плоской жабьей головенке.
— Красота жертв требует, — сказала та, а дальше протяжно пропела, —
Майка вздохнула. А что тут скажешь, кроме вздоха? Красиво ж.
— Ты дуться могешь? — спросила ее жаба.
— Бывает иногда, — без охоты призналась Майка.
— Неправда. Не могешь. Нет у тебя способности. Где твои щеки, чтоб их дуть? Нету. А моя пятиюродивая кузина дуться умела больше вола. Выше всех бычилась.
— И не лопнула?
— Только надорвалась малость. Зато обрела свое счастье с циркачом. На юга улетела. Ее в последний раз с пеликаном Кузькой видели.
— Очень за нее рада, — сказала вежливая девочка.
— А была у нас еще одна. Бесприданница. Ни корон, ни фамильного фарфора — так себе, из незавидных невест. Она в хоре пела, а из всей красоты у ней были одни только ноги, длинные, да ладные. Раньше ей был бы один путь — в болоте топиться, али с жабунами веки вечные квакать. И что ты думаешь?
Майка с интересом ждала продолжения.
— …Унес ее аист Жан-Поль в далекий край. Говорят, теперь ногастая наша Бесприданница находится во главе стола. Любят ее там. Всего-то за ноги, — жаба заколотила по тарелке ложкой, выдавая торжественную дробь.
— Повезло.
— Да, мы нарасхват, — жаба надулась, словно собираясь последовать примеру надорвавшейся кузины. — Ученье — свет для нашей сестры. Жених теперь начитанный пошел, сказки все нужные наизусть знает. Ищет себе счастье на болоте. И днем ищет с песнями, и ночью с фонарями. Берет нашу сестру, почти не глядя. А все почему?
— Не знаю.
— Слава у нас хорошая. Жабка Пупыриха в далекие-давние времена сказалась Царевной-Лягушкой, да обрела себе счастье с царским сыном. С той поры и повелось. Теперь — вона! — всем царевен подавай. У нас из девиц даже самые незавидные обретают свое личное заболотное счастье. Идет косяком жених, икру, бывает, мечет перед самой завалящей — без убора и приданной фарфоровой посуды.
Самодельная королевна поелозила по тарелке.
Стоит напомнить, что цвет у болотной королевны был нежный, но в остальном она выглядела настоящей жабой — рыхлой и бородавчатой. Майка не поверила ни единому ее слову.
Умолкла и жаба, поводя выпученными глазами.
— Большая. Ногастая. Человеческая, — вдруг пробормотала она. — Ай! — глаза ее чуть не вывалились из орбит. — Ты — золушка?
— Можно и так сказать, — сказала Майка. Даже на болоте, разговаривая с жабами, девочке приятно было воображать, что ждет ее и волшебница, и хрустальная туфелька, и судьбоносный бал…
— Так вот ты какая, — жаба пожирала Майку глазами. — Явилась. Знаешь, поди, что скоро принц нарисоваться должен. Возьмут тебя за белы рученьки и уведут во дворец, прямо в высокохудожественную палату-камеру. Вот сейчас и уведут.
— Не хочу я в камеру. Я погулять еще хочу.
— Врешь, хочешь. В заблуждение меня ввести хочешь, — вислые жабьи щечки затряслись. Вилка и ложка сердито заколотились по тарелке. — Ах, мечтаю я кругозор свой расширить! Выделиться! Золушка! Милая! Подними меня к себе, — она отбросила вилку с ложкой в разные стороны и прыгнула на самый край посудины. — Возвысь! — протянула она к ней хилые перепончатые лапки. — Я тебе никогда не забуду.
Салатовое горло ее заклокотало, будто она съела кастрюлю с кипящим супом.
«Ни за что!» — была первая Майкина мысль. Но затем появилась вторая: «Она такая страшненькая, ну, что мне стоит, пусть порадуется кругозору». А третью и думать не пришлось — девочка подставила жабе ладонь.
Та ловко прыгнула, вмиг взобралась вверх по руке, и, усевшись Майке на плечо, восхищенно сообщила:
— Сбылась мечта.
В тот же миг Майка почувствовала, как мокрые жабьи лапы смыкаются на ее шее.