— Дают, — не оборачиваясь, басовито поддержал его, стоявший впереди, великан.
— Что дают? — спросила Майка.
— «Справку» дают, — сообщил незнакомец, все также не оглядываясь.
Великан был занят. Он одновременно делал три дела: говорил, курил трубку и сквозь маленькую трубочку смотрел куда-то в сторону. Майка пригляделась. Вне всяких сомнений, он разглядывал в свою старинную трубу красавицу Телянчикову. Фотографа Варкуши рядом с смуглянкой уже не было, но, оставшись в одиночестве, Фея высилась еще очевидней, а красота ее переливалась еще ярче и убедительней. Казалось, что теперь она позирует уже не для стенгазеты, а для всей мировой общественности.
— Фасон прежний? — как ни в чем ни бывало, спросил Никифор кудлатого великана. — По килограмму?
— Как обычно, по куску на лапу, — великан без охоты засунул подглядывательную трубку в карман своих засаленных штанов. — Какая лапа такой и кусок.
— Это вы к чему? — Никифор посуровел.
— Следующий, — все кричала из окошечка женщина в тюбетейке. Несгибаемая, словно самый крепкий в мире металл, кудрявая блондинка сноровисто выдавала нечто округлое, завернутое в серую бумагу.
Великан пыхнул трубочным дымом, который сложился в бородатую козу с сизыми цветочками по бокам. Призрачная скотина лихо заскакала прямиком на выдавальщицу «Справок», будто собираясь с ней бодаться.
— Смотри, сам в трубу не вылети, — сказала блондинка, отмахнувшись. Коза послушно распалась на призрачные клочья. — Принимай!
Великан получил свой сверток, поставил закорючку в большой обтрепанной книге и, ни на кого не глядя, удалился.
— Алексей Лысиков. Мастер Леша. Золотая голова. Таких доносчиков мастерит, глаз не отвести, — Никифор шептал, а сам производил те же действия — роспись в книге, сверток на руки…
Глядя на него, женщина в тюбетейке помягчела.
— Могу удвоить? — вполголоса сообщила она, покосившись куда-то под прилавок.
Никифор странно посмотрел на Майку и, неопределенно повертев головой, заспешил сквозь толпу.
— Следующий, — прежним жестяным голосом закричала женщина-тюбетейка.
У Майки шла кругом голова. Какой увлекательный «Детский мир»!
«Слезы-грезы-козы».
Лизинг Лизочки
Наилучшим этот мир не был. Наверняка.
Никифору пришлось поработать локтями, чтобы вывести Майку из толпы к одной из четырех боковых колонн, удерживавших потолок фойе.
— Ты меня здесь подожди, корявка. Я скоро. Одна нога здесь, другая там, — пробормотал он и тут же испарился.
«Наверное, что-то очень важное», — подумала ему вслед Майка.
Прислонившись к колонне, она стала изнемогать.
Майка терпеть не могла ждать, потому что это скучно, а от скуки она была готова на многое. Однажды Майка собрала картинку из паззлов, которые валялись без дела уже который месяц. А в другой раз забралась на крышу и навоображала себя впередсмотрящей юнгой большого корабля. Вообще, из-за вынужденного безделья фантазия у Майки разыгрывалось даже слишком, и она жалела порой, что не умеет писать также быстро, как фантазировать.
Сейчас девочка подумала про черную косу Феи Телянчиковой. «Если она гибкая и длинная, то почему бы ей не быть и ядовитой?» — придумала гимназистка смешную штуку.
— Следующий! Следующий! — то и дело раздавался окрик, возвращая ребенка в «Детский мир».
Здесь трудно было витать в облаках. Глядя на людскую вереницу, Майке показалось, что она смотрит какой-то очень старый, вышедший из употребления сон — не очень-то занятный, чтобы им пристально интересоваться.
Куда веселей вообразить себя… ну, например, песчинкой, а толпу озером, которая превращает ее в чудесную жемчужину.
— сама собой сложилась чепуха.
Девочке вдруг показалось, что она находится возле пылесоса, а тот вытягивает из нее тепло.
— Интересно-интересно, — раздался звонкий голос.
Перед ней замаячила худенькая юркая женщина в ярко-огненном платье с блокнотом и карандашом в сухоньких ручках. Это был странный карандаш — сверху его венчало увеличительное стеклышко. Впрочем, хозяйка карандаша-лупы была еще необычней: она все время находилась в движении — дергала носиком, подмигивала, вытягивала крошечный рот в трубочку.
Огневушка-поскакушка, да и только.
— Любопытный экземпляр, — она приблизила к Майке свое лицо, а затем повалилась куда-то в бок.